Всадник
на белом коне
Размышления
о фильме Никиты Михалкова
"Сибирский цирюльник"

При имени Никиты Михалкова
представляется многое. Например,
весь в белом повеса Паратов лихо
отплясывает "Яблочко", вокруг
наддают жару цыгане, и в руках у
каждого вместо бубна по
"Оскару". Или видится
ясноглазый паренек, поющий в
московском метро: "А я иду, шагаю
по Москве…" Чередой
выстраиваются последние
нашумевшие, массированно
рекламированные фильмы: "Очи
черные", "Утомленные
солнцем", "Урга". Но для меня
все это заслоняют его слова о том,
как он водит на Волгу своих детей
"смотреть Родину". И еще тот
факт, что Никита Сергеевич — не
интеллигент в первом поколении, а
потомок великого русского
живописца В. Сурикова.

Итак, новый
фильм Михалкова — режиссера теперь
уже с мировым именем, "Сибирский
цирюльник". Даже не просто фильм
— киноэпопея.

… Несколько
хмельных от молодости,
расшалившихся юнкеров в поезде,
идущем в Москву, попадают в купе к
иностранке, некоей американке
Джейн, приехавшей "со
спецзаданием" из Чикаго.
Напуганные ее оглушительным
визгом, они весело убегают, но один
— Андрей — остается. Поют арии из
"Севильского цирюльника",
болтают, и вот уже угощаются
шампанским и покуривают длинные
дамские сигареты. И сначала в этой
забавной, ни к чему вроде бы не
обязывающей сцене не видишь ничего
неестественного или откровенно
порочного. Неприятно поражает лишь
вульгарность Джейн. И почему-то
даже мелькает недоверие: да были ли
такие в те годы (1885)? Уж больно она
напоминает развязных героинь
сегодняшних кинобоевиков.

Юнкер,
радостный и пьянущий (с двух-то
бокалов шампанского), вернулся в
училище; американку, свеженькую как
огурчик, встретил ее
"полусумасшедший отец",
изобретатель необыкновенной
машины "сибирского
цирюльника". Но, оказывается,
этих двоих — Андрея и Джейн — судьба
уже связала навеки.

Таинственная
американка, приехавшая в Россию,
чтобы "пробить" выгодный ее
хозяевам проект, ведет себя как
опытный деляга — знакомится с
нужными людьми, обманывает, льстит.
И тут, в "лапотной России", на
ее счастье — наивный юнкер,
простофиля-генерал. И
пошло-поехало…

С самых
первых кадров фильма возникает
двойственное ощущение. Перед нами
разворачиваются великолепные
русские пейзажи, рождается чувство
узнавания родного и словно давно
забытого, погружаешься в Россию
тех, не столь уж далеких лет. Но
повествование ведется от лица
иностранки, и с самого начала ее
восприятие как бы навязывается,
внедряется в сознание.

"1885 год.
Россия: холод, юнкера, взрывы на
улицах…" — голос за кадром. И
чуть раньше — сами эти картины. В
том числе, и взрыв кареты.
Удавшийся, не удавшийся?
Неизвестно. Показано походя, как
"местная экзотика". А ведь отец
царствовавшего в 1885 императора
Александра III Александр II был убит.
И вот как писательница Л. Миллер
описывает гибель под бомбой
революционера Каляева сына
Александра II Великого князя Сергея
Александровича: "Кто-то из солдат
своей шинелью прикрыл на носилках
то, что было недавно Сергеем
Александровичем: образовался
только небольшой бугорок. В течение
нескольких дней после взрыва люди
находили еще куски тела и костей
Великого князя, которые силой
взрыва разбросало везде, даже на
крыши домов. Во время похорон
Великого князя еще приносили
завернутые куски его тела и клали в
гроб. Говорили, что сердце Сергея
Александровича нашли на крыше
какого-то здания".

Невыносимо
жутко. И не вписывается в канву
сценария фильма. По сценарию — наш
юный юнкер простил одного из убийц,
ведь тот же искренне-по-детски
сказал: "Я больше не буду…" Это
ведь игра такая, правда, в
"сыщиков-разбойников"? Каляев
же, не поддавшись на просьбы о
раскаянии истинной милосердной
христианки вдовы князя (кстати,
тоже иностранки, бывшей немецкой
принцессы Великой княгини
Елизаветы Феодоровны, заявил на
суде: "Будьте осторожны в
вынесении мне приговора. Если я
буду оправдан, я скоро снова возьму
оружие в руки, чтобы уничтожить
царизм и освободить русский
народ".

Вот,
"русский народ"… "Я надеюсь,
что наш фильм поможет зрителю вновь
ощутить истинное достоинство и
гордость за свое Отечество…" —
считает сам Никита Михалков.

И мы смотрим.
Прекрасный артист Алексей Петренко
играет глупого русского генерала, к
которому "прелестная Джейн",
как ее называют в рекламных
роликах, приходит в надежде
получить протекцию, а после
средства и покровительство
Великого князя. И этот плешивый
генералишка, ему бы уж внуков
нянчить, начинают волочиться за
американкой, приглашает на балы,
водит на праздники. Э-эх, гуляй — не
хочу: "Широкая масленица".
Перед нами разворачивается
"широкий показ" русских
диковинок, граничащих порой с
дикостью. Здесь и ненасытное
потребление водки под
звероподобное рычание, и купание в
проруби, и столь любимые режиссером
и, видимо, всеми русскими цыгане, и
молодецкие кулачные бои. Но всего
этого вместе с медведем на цепи,
бубликами и катанием в санях автору
показалось мало, и глупый генерал,
несмотря на протесты сморщившей
носик Джейн, с аппетитом съедает
стеклянную рюмку. А что, знай наших!

Я смотрела на
безумную сцену праздничного
фейерверка, где все кружилось,
орало, полыхало, и помнила: это же
эпопея… И почему-то за брызгами
пиротехнических огней мне виделось
поле Бородинского сражения,
которое снял в своей эпопее Сергей
Бондарчук. Там, в том фильме, в том
поле, огромной, словно вселенской
панораме, музыке Прокофьева были
вечность и вечная Вера, там был
народ-победитель и Россия, дорогая
солдату и генералу. Там были жизнь и
смерть, их божественная тайна и
величие. Это эпопея!

Но вернемся к
"Цирюльнику". Съевши рюмку и
проспавшись, "генералишка"
очухивается рядом с мужиком,
ряженным в Наполеона. Под боком,
естественно, натуральный медведь
сопит (спасибо, что не свинья).

— Простите,
Христа ради, — говорит Бонапарте.

— Ты кто? —
спрашивает генерал.

— Наполеон.
Вы разве не знаете?..

— Я где?

— В России.

Ну, конечно,
это возможно только в России. А ведь
день-то наступивший — Прощеное
воскресенье, день, в который
происходит заговенье на Великий
пост. По христианскому обычаю
православные "просят в этот день
друг у друга прощения грехов,
ведомых и неведомых обид и
принимают все меры к "примирению
с враждующими".

Но опять не
авторским взглядом — простеньким
комментарием Джейн объясняется
смысл одного из самых прекрасных
христианских праздников. Странные,
мол, люди, эти русские: на войну — с
песнями, под венец — со слезами… И
все слышишь вульгарный смех это
заграничной дамочки,
"экскурсантки" по России,
ловишь ее нечистые взгляды, словно
подсматривает из-за угла. И вновь
вспоминаешь бондарчуковскую
"Войну и мир", улыбку Наташи
"из-за готовых слез", ее
целомудренное, одухотворенное лицо
на первом балу. Вспоминаешь
размышления Толстого о развратной
Элен.

Определенно,
есть некоторый феномен в том, что
мужчинам, даже неискушенным юношам,
нравятся женщины порочные. Игра,
мимолетное знакомство в поезде
вдруг становится для Андрея
Толстого (ирония великой фамилии)
роковым. Он зачем-то влюбляется в
Джейн, вступает с нею в связь. А на
выпускном спектакле, приревновав
ее к глупому генералу, избивает
его… смычком от скрипки (не эпопея,
а просто водевиль). Позже, чтобы
"не запятнать репутации"
Джейн, он сознается в покушении на
жизнь Великого князя,
присутствовавшего на спектакле.

Юнкера
отправляют на каторгу. А Джейн,
вышедшая замуж за своего старого
босса, соорудившего-таки
"сибирского цирюльника", едет
через десять лет с мужем и
"цирюльником" в Сибирь, где
Андрея уже отпустили на поселение.
И здесь нам показывают, что
"герой романа" женился на
своей преданной горничной, у него
дети, и эта горничная готова за свое
супротивнице горло серпом
перерезать. Андрея иностранка, не
научившаяся за десять лет говорить
по-русски, дома не застает. А вот он
ее видел, когда она, нахлестывая
лошадь, мчалась из этой России куда
подальше. И так жаль ее, эту в
сущности несчастную одинокую
женщину. И знаем уже, что навеки
связана она сыном с бывшим юнкером
и непонятой ею страной. И слышали
пронзительную исповедь об
изнасиловавшем ее отчиме. Но все же
Андрей почему-то не окликнул, не
остановил ее, не удержал. Почему?! Да
правильно, семья-то — венцом данная,
тайна и необходимость — в тускло
блеснувшем на огрубевшей руке
обручальным кольце. Горничная-то
сильнее и вернее оказалась. Семья,
дети. Родина… Зачем бежать за
Джейн, нелепым призраком несущейся
по перелеску? Да правильно, и хватит
того с американочки: сын от
русского, сын, впитавший лучшие
черты отца, сын, который скрасит всю
оставшуюся жизнь матери.

Кажется
странным, противоестественным, что
чистый, искренний мальчик так
смертельно влюбился в прожженную
американскую тетеньку, хотя и не
лишенную некоторого шарма. Вот тут,
тут противоречие. Все можно понять:
пикантность сюжета, правда жизни,
вынужденное привлечение
зарубежных звезд, чтобы блеснуть
самим. Непонятны лишь две вещи:
зачем крепко скроенную, но
обыкновенную картину называть
эпопеей, и о каком достоинстве
говорит главный создатель фильма?

У
"Сибирского цирюльника" есть
несомненные достоинства. Игра
актеров Олега Меньшикова, Алексея
Петренко, Джулии Ормонд
великолепна. Необычайно красивы
кадры кружащихся люстр, ночной
Красной площади, заснеженного
берега реки с дымящейся прорубью. А
когда на экране разворачивается во
всю ширь красота сибирских лесов,
замирает сердце и внутренне ахаешь:
"Как прекрасна наша Родина!" И
чудовище, изобретенное и
привезенное иностранцами (и Джейн с
ними!), загребающее и безжалостно
режущее наше хвойное золото,
представляется символом
сегодняшнего разграбления не
только России, но и саморазрушения
всего человечества. "Жрать,
жрать, жрать!.." — кажется,
приговаривает, топчет, душит,
гробит монстр, "сибирский
цирюльник".

Говорят, если
стихи надо объяснять, это уже не
стихи. Никита Сергеевич в конце
фильма поясняет, что его эпопея
посвящена доблестной русской
армии. Так в чем же она в фильме,
доблесть армии? В бесконечных
"шалостях", балах, дуэлях
юнкеров, запоях генералов? Ведь
даже само роковое нападение со
скрипичным смычком наперевес
нелепо, ненужно. Зачем он это
сделал? Да, действительно,
пронзительна сцена прощания
товарищей на вокзале. Но какой
подвиг совершил Андрей? Слава
русской армии — это Суворов,
Кутузов, Багратион, это капитан
Тушин в Бородинском сражении, князь
Болконский под Аустерлицем —
прототип всех совестливых и
доблестных русских офицеров. Ради
чего же наш милый юнкер пошел в
каторгу? Он, уже благополучно
совращенный своей возлюбленной и
совративший ее. Собственно,
погрязший во грехе.

Так что хотел
показать Михалков своим фильмом?
Высветив издали храм Христа
Спасителя, выехав на белом коне в
облике императора Александра III, он
лишь намекнул на ту, настоящую
Россию, которая умела не только
грызть стаканы и рыдать под "Очи
черные".

Я смотрела на
ангелоподобного игривого мальчика
Мишу (младшего сына императора
Александра III — Л.Л.), а думала про
другого, того, кому в 1885-м было
семнадцать — Нику, Николая
Александровича, и 81 год со дня
расстрела которого мы отметили 17
июля…

Та слеза в
глазах человека на белом коне. О
чем, о ком она?..

Никита
Сергеевич в свое время выступил с
замечательным предложением — в
знак всенародного поклания останки
членов убиенной царской семьи на
руках перенести до места
захоронения через всю Россию.Вот бы
фильм снять о крестном пути царя
Николая II. Не грех бы тогда и
эпопеей назвать.

Да, в фильме
Михалкова много красивых картинок,
трогательных и веселых сцен. Но
Россия показана в нем лишь с одной
маленькой стороны и показана —
иностранцам. Их прославленный
режиссер привел "смотреть
Родину". И повернул, что
называется, товар лицом, словно
перед международным валютным
фондом в надежде получить лишний
миллион долларов; вот, мол, мы какие
красивые, кушайте нас с маслом,
"сибирскими цирюльниками"
"под ноль" стригите.