Холодное
лето-99

Уже почти полгода как система
исполнения наказаний "поменяла
крышу": из МВД перешла в ведение
Министерства юстиции РФ. Затеяна
была эта реформа с целью
приближения нашей пенитенциарной
системы к цивилизованным
стандартам содержания заключенных.
Вряд ли за такой короткий срок, тем
более в условиях тяжелой
финансово-экономической ситуации,
можно ожидать серьезных перемен в
жизни осужденных. Значит, в зоне все
по-старому? Наш корреспондент
Людмила БЕГАГОИНА беседует на эту
тему с начальником главного
управления исполнения наказаний по
Иркутской области генерал-майором
внутренней службы Борисом
ГРОНИКОМ.

— Нет, это не
так. Перемены происходят на наших
глазах. Самая главная из них —
существенно улучшилось
финансирование содержания
осужденных. Теперь мы регулярно
получаем из федерального бюджета
средства на их питание, хотя,
конечно, по урезанной смете — 1
рубль 13 копеек в день на человека.
Но раньше, когда были
подведомственны МВД, мы и этих
денег не видели. Впервые за
несколько лет нам пришли средства
на покупку медикаментов для
спецконтингента — 700 тысяч рублей
за пять месяцев этого года. Да и по
другим статьям содержания
заключенных: 600 тысяч рублей на
отопление и водоснабжение
учреждений, 13 тысяч — на ГСМ…
Конечно, это крохи. Представляете,
сколько горючего съела одна только
посевная? У нас ведь две колонии
сельскохозяйственного профиля.
Пытаемся сами себя прокормить…

— Вы
сказали, что кормите заключенных на
рубль в день. Но сегодня даже сухая
корочка стоит дороже.

— Нет, я
сказал, что такие деньги
отпускаются по смете, составленной
в главке Минюста, на суточный паек
осужденного. На самом деле питание
его обходится ежедневно примерно
рублей в восемь. И средства на свое
содержание в местах лишения
свободы отбывающие наказание
зарабатывают сами. Когда я принял
это управление, у нас из 18 тысяч
осужденных работали всего три
тысячи человек. А сейчас — три
тысячи не работают. Разницу
улавливаете? Были разрушены
многолетние связи с промышленными
и строительными предприятиями. Нам
пришлось создавать в зоне
собственное производство, чтобы
было, прежде всего, во что
одеть-обуть, чем накормить
спецконтингент. Освоили новые виды
продукции: изготавливаем обувь,
шьем обмундирование для
сотрудников и спецодежду для
осужденных; поставили мельницы,
чтобы из муки своего помола печь
хлеб, производим макароны, делаем
мебель, в Тайшете и Базое у нас
сельхозколонии — выращиваем овощи,
разводим скот…

— Я
слышала, вы кроликов в самолете
везли с приключениями…

— Это
кролики-акселераты. Редкой породы,
мясной. И красивые они. Я их в Нижнем
Новгороде купил и привез для
детской колонии в Ангарске.
Ребятишки сейчас разводят с
удовольствием. А в 19-й колонии, в
Марково, мы выращиваем кроликов для
медицинских целей по договору с
профессором Руновичем, который
использует эмбрион этого животного
в лечении и омоложении
человеческого организма. Между
прочим, кролиководством у нас
теперь все до единой колонии в
области занимаются, прямо в
приказном порядке: мясо-то должно
быть в рационе осужденных. В
последнее время стали у нас
налаживаться связи с промышленными
предприятиями. Сотрудничать с
системой исполнения наказаний
теперь в какой-то степени выгодно:
для наших партнеров предусмотрены
льготы в налогообложении. Так что
мы теперь ремонтируем троллейбусы
на заводе N 403, выпускаем продукцию
для железной дороги и т.д. Жаль
только, что возможности в развитии
собственного производства у нас
ограничены из-за бюджетной
задолженности. Мы не можем закупать
современное оборудование, внедрять
новые технологии, увеличивать
количество рабочих мест — мы просто
проедаем все, что производим.
Межбалансовая задолженность
сейчас составляет 29 миллионов
рублей новыми деньгами — столько
федеральный бюджет должен вернуть
в наше производство.

— А как
сказалась реформа пенитенциарной
системы на режиме содержания
заключенных? То, что сегодня
происходит в тюрьмах и лагерях,
действительно можно назвать
гуманизацией?

— Я бы таких
громких заявлений делать не стал…
Но думаю, что осужденные
почувствовали изменения в режиме:
он стал мягче. В управлении теперь
созданы собственные оперативные
службы. Это сказалось на обстановке
в зоне. Раньше преступность в наших
колониях была чрезвычайно высокой
— область стояла на особом учете в
министерстве. Сейчас преступность
в учреждениях системы ГУИН
снижается.

— Как же
снижается, если у вас столько
побегов? Из Вихоревской колонии
сбежали семеро преступников, и
четверых вы так и не нашли. А
говорят, что один из них готовится к
коронации. Вора в законе задержать
будет труднее, наверное.

— Да мало ли
что говорят. Нам известен район, где
прячутся беглые, и мы их задержим.
Причем скоро. Без побегов в зоне не
бывает. Вот сейчас в детской
колонии меняем руководство — тоже
допустили побег. И как раз во время
инспекторской проверки из Москвы.
Двое пацанов пробегали неделю, пока
их не задержали. Это ЧП, конечно. Но
зато мы в этом году и предотвратили
шесть побегов. Причем в 20-й колонии
строгого режима в Усть-Куте
часовому пришлось применить
оружие. Там двое осужденных
пытались пробиться на волю на
машине — пошли на таран. Один убит,
другой ранен. А часовой представлен
к награде.

— А какие
перемены в следственном изоляторе N
1? Он по-прежнему переполнен?

—
По-прежнему. Хотя сегодня в камерах
уже нет ни одного арестованного с
просроченным сроком содержания под
стражей. Начальник изолятора, если
отсутствует санкция прокурора на
продление срока, в тот же день
освобождает подследственных. В
этом году мы выпустили таким
порядком из тюрьмы около 160
арестованных, которые числились за
следователями УВД и прокуратуры и
находились под стражей сверх
установленного законом срока. А
раньше, прежде чем освободить
заключенных, содержащихся в тюрьме
незаконно, я должен был представить
списки начальнику УВД и получить
его разрешение. И не всегда его
получал, между прочим.

— Значит,
следователи милиции и прокуратуры
теперь не могут годами, как раньше,
держать в тюремных камерах людей,
чья вина еще не доказана. А как с
арестованными, которые числятся за
судами?

— Для судов в
этом смысле закон не писан. Около 1300
человек ожидают приговора в
тюремных условиях более двух лет.
Есть такие, что по четыре года и
более ждут суда, находясь под
арестом. А статьи, по которым они
обвиняются, предусматривают иной
раз меньший срок лишения свободы.

— Вот
тебе и гуманизация…

— Министр
юстиции России П. Крашенинников,
приезжавший недавно в Иркутск,
обещал решить этот вопрос в
ближайшем будущем. В следственном
изоляторе, как предполагается, в
ожидании суда арестованные будут
сидеть не более шести месяцев.
Число заключенных под стражу на
период предварительного следствия
тоже сократится. Арест как меру
пресечения будут избирать только
для тех, кому грозит лишение
свободы на срок более трех лет.

— А
разговоры о строительстве нового
следственного изолятора уже не
возобновляются?

— Нет, это не
пустые разговоры. Мы даже получили
деньги — 1 млн. 900 тыс. рублей — на
освоение проекта. Есть
договоренность, что расходы на
строительство СИЗО на две тысячи
мест будут поровну распределены
между федеральным и областным
бюджетами. Сейчас определяемся с
площадкой. Администрация
предлагает освоить земельный
участок в Куйтунском районе на
территории бывшего совхоза
декоративных культур. Еще есть
вариант: "посадить" тюрьму на
станции Батарейная. Но мы
предлагаем более дешевый путь:
открыть СИЗО в Зиме, рядом с
колонией. Там есть и земля, и
подходящее 2-этажное здание, и
коммуникации подведены.

А кроме того,
первый следственный изолятор мы
сможем разгрузить, если нам будут
переданы здания расформированного
недавно учебного полка в Ангарске.
Вопрос решается сейчас в
министерстве — надеемся в скором
будущем переселить туда
арестованных женщин и
несовершеннолетних. Плюс новый
режимный корпус СИЗО на 200 мест,
современный, с хорошей вентиляцией,
который вот-вот будет сдан
строителями. Все эти новоселья
помогут смягчить условия
содержания подследственных,
сделать их сносными.

— Сейчас
Иркутский следственный изолятор,
переполненный вдвое против нормы,
принимает еще и преступников, для
которых смертная казнь заменена на
пожизненное заключение. Говорят,
каждому из бывших смертников
положена отдельная "хата"… А
разве такая гуманность по
отношению к отъявленным
преступникам не ухудшает положения
подследственных, которых суд еще
даже не признал виновными?

— А что я могу
тут поделать? В Иркутском СИЗО,
действительно, в отдельных камерах
сидят 18 осужденных к пожизненному
заключению. Двое из них — наши,
местные. Остальные — приезжие из
других областей. Дело в том, что
Иркутский изолятор относится к
первой категории учреждений этого
вида. До недавнего времени именно
здесь исполнялся смертный
приговор.

В России для
750 человек смертная казнь заменена
пожизненным заключением. Они
должны отбывать наказание в
специальных колониях. Но их же еще
создать надо. И в нашей области
такая колония будет открываться. Не
знаю пока, где и когда. Сейчас в
Марково, в 19-й колонии, уже отбывают
наказание осужденные к 20 — 30 годам
строгого режима.

— Значит,
зона в нашей области будет
расширяться, так называемый
спецконтингент — расти. Скоро,
наверное, на каждом шагу станем
натыкаться на колючую проволоку…

— Сегодня в
тюрьмах и лагерях на территории
области проживает 30 тысяч человек.
Преступность, сами знаете, растет —
и население за решетками и колючей
проволокой увеличивается. В этом
году, например, спецконтингент
вырос на 1300 человек. Но мы ждем
амнистию в августе…

—
которая освободит места на нарах.
Сколько, кстати?

— Отпустим
две тысячи человек. Амнистия
коснется женщин,
несовершеннолетних, стариков после
60 лет, лиц, осужденных за нетяжкие
преступления со сроком лишения
свободы до пяти лет, и больных
туберкулезом.

— А
сколько в зоне туберкулезных?

— С открытой
формой сейчас лежат в больнице 1800
человек.

— Значит,
скоро эта зараза выплеснется на
волю… Я слышала, что среди
сотрудников ваших учреждений уже
есть смертельные случаи.

— Да, в
вихоревской больнице от
туберкулеза умерла медсестра. И еще
семь наших сотрудников заражены —
сейчас они лечатся в ангарской
спецбольнице. Я думаю, это
случилось из-за нехватки средств;
дезинфекция не проводилась как
положено. Кроме того, сотрудникам в
прошлом году до четырех месяцев
задерживали зарплату. Могло так
получиться, что медперсонал и
питался с осужденными из одного
котла. Но сейчас деньги на
медицинские расходы стали
поступать, я уже говорил…

— Есть ли
больные СПИДом среди осужденных, и
как вы боретесь с распространением
этой заразы?

— Четверо
больных СПИДом, как и 300 человек с
венерическими заболеваниями, не
изолируются. Не было такого
указания.

— А что
будет с амнистированными? Сразу две
тысячи преступников выйдут на волю
— и получим мы холодное лето 99-го…

— Не знаю, что
ответить на этот вопрос. Денег на
то, чтобы заниматься
амнистированными, не выделяется. А
надо будет кого-то отправлять в
места, откуда прибыли к нам, кого-то
оформлять в дома престарелых…

— Да,
вряд ли на воле ждут с горячим
нетерпением всех, кого вы
собираетесь выпустить. Но о вольных
людях, наверное, не у вас должна
голова болеть в первую очередь.

— У нас полно
забот с теми, кто останется за
колючей проволокой. Спецконтингент
в Иркутской области настолько
велик, что Министерство юстиции РФ
сочло необходимым создать здесь
главное управление исполнения
наказаний. В России таких областей
не много.

— Вот уж
"богатство", которым Сибирь
похвастать не может. Но спасибо вам
и вашим сотрудникам за то, что
тянете эту тяжелую ношу.

— Стараемся…