Леонид
БОРОДИН:

Надо
сражаться с идеями, а не с людьми

Леонид Бородин
родился в Сибири. Детство прошло
под стук колес на железнодорожных
станциях вблизи Байкала. В 60-е годы
вступил с подпольную организацию
"Всероссийский
социал-христианский союз
освобождения народа". Был
арестован, 11 лет провел в тюрьмах и
лагерях. Именно там начал писать.
Любимый жанр — повесть. Наиболее
известные — "Расставание",
"Божеполье", "Ловушка для
Адама", "Царица смуты".
Лауреат самых разнохарактерных
творческих конкурсов — от
славянофильских до пен-клубовских.
С 1992 года — главный редактор
журнала "Москва".

— Леонид
Иванович, редакция "Москвы"
располагается на Старом Арбате. Вам
нравится Арбат современный?

— Знаете, я
его не чувствую. Все-таки я не
москвич.

— Вы так
и остались сибиряком?

— Конечно. Я
ведь в Москву попал только в 75-м. Для
меня родные места — это Байкал и,
может быть, Питер. К Питеру прикипел
благодаря Достоевскому. В Москве
люблю Кремль. Он никогда не
надоедает. Я как-то умею не
замечать, кто в нем сидит. Для меня
Кремль — это русская история.
Причем вижу ее не по годам, а
целостно.

— Вы
публиковали дневниковые записи о
днях вашей юности в Сибири. Меня
поразило, что, несмотря на
неприятие, борьбу с советской
властью, записи эти пронизаны
светом и теплом. Как одно
сочетается с другим?

— Я не
боролся с советской властью, просто
жил сам по себе. Я жил, не совпадая.
Только и всего.

— Ваш
лагерный опыт помогает или мешает
журнальной работе?

— По-моему, ни
то, ни другое. Я абсолютно его не
ощущаю. Даже писать о лагере не
хочу. Это банально. Более того, на
фоне сегодняшних событий история
нашей организации не слишком
трагична. Нас не избивали и не
убивали. К примеру, смотришь на
человека, которому в Афганистане
ногу оторвало… Разве можно
сравнить мою историю с его
трагедией?

— В
прошлые годы журнал "Москва"
был знаменит тем, что на его
страницах появился роман Булгакова
"Мастер и Маргарита". Этим он
как бы вошел в историю. Вы уже шесть
лет главный редактор. Чем могли бы
похвастаться?

— Сенсаций не
было, да их и не могло быть — в
период смуты ожидать гения или
ярких талантов трудно. Для
литературы необходима некоторая
степень отстраненности. Сегодня
ситуация изменилась: еще нет
резкого броска вперед, но уже
засветились на литературном
горизонте новые имена. Это другое
поколение литераторов, их духовное
формирование пришлось на новое
время. К прозе в журнале одно
требование — она должна быть хорошо
сделана, в традициях русской
литературы.

К
публицистике требования другие, но
есть условия: мы не печатаем брани,
ругани, стараемся никого не
оскорблять. Надо сражаться с
идеями, а не с людьми.

— В
аннотации на обложке сказано, что
публицистика вашего журнала
пытается восполнить недостаток
современной русской общественной
мысли, порой чрезмерно
политизированной.

— Мы взялись
за неблагодарную работу собирать
вокруг себя личности и умы, которые
не слишком повязаны
злободневностью. Но именно в силу
этого способные на определенный
идеологический прорыв. Разумеется,
не ставим цель составить какую-то
политическую программу, тем не
менее системное осмысление
прошлого, настоящего и завтрашнего
— наша основная задача.

— Как вы
относитесь к пессимистическим
взглядам на будущее России ее
народа? Конец века,
апокалипсические прогнозы…

— Песенка
такая есть: "Дом горит, горит,
горит, а народ кругом стоит…"
Мол, дом догорит, ничего не
поделаешь. Это один вариант. Но есть
и другой — дом горит, а пожарный
тушит. Независимо от того, есть
шансы потушить или нет. Ведь
реально будущего никто не может
знать.

— А у вас
какой взгляд?

— Рабочий.
Даже если оправдается мрачный
прогноз Волошина: "С Россией
кончено. На последях ее мы
проглядели, проболтали, — я буду
продолжать делать свое дело до
упора.

У меня есть
своя теория, следуя которой,
история есть не что иное, как
актуализация желаний. Вы хотите, он
хочет, я хочу. А другой кто-то не
хочет. Так история и
осуществляется. Не по каким-то
обязательным законам, хотя они,
конечно, существуют.

— Судя по
всему, журнал "Москва"
занимает особое место среди прочих.
Можно ли назвать его позицию
центристской?

— Можно. Хотя
это слово слишком политическое.
Надо разобраться, кто в центре чего
находится. Должен сказать, что при
нашем журнале существует
издательство. Мы издаем серию книг
под названием "Пути русского
имперского сознания". Печатаем
мыслителей конца XIX — начала XX
веков, считавшихся тогда
консерваторами. Сегодня видно,
насколько эти так называемые
"консерваторы", презираемые в
свое время либеральной публикой,
оказались провидцами и в какой-то
степени пророками.

— Каким
образом консерватизм вашего
журнала сочетается с движением
вперед, без которого современная
жизнь немыслима?

— Мы не за
возвращение к прошлому. Но, положим,
мы куда-то шли и ошиблись. Так надо
вернуться туда, откуда путь
начинался, и идти вперед уже
по-новому. На мой взгляд,
консерватизм — это наличие некой
системы ценностей, которые вечны в
сегодняшнем дне, завтрашнем,
послезавтрашнем и во вчерашнем.

— Кто ваш
читатель? Каким вы его видите?

— Наши
читатели, да и авторы, — в
значительной степени
представители той категории людей,
которая раньше называлась
инженерно-техническими
работниками — математики, физики и
т.д. Люди, которые в свое время не
вписались в политически активную
жизнь или слабо вписались, а года
два-три назад как бы проснулись. И,
поскольку они были лишены
политических пристрастий, их
отстраненность обернулась пользой.

Интересна,
например, судьба нашего самого
популярного автора — Александра
Сергеевича Панарина. По профессии
он социолог и философ. В свое время
сотрудничал с Фондом Горбачева.
Печатался в "Новом мире". Он
написал интереснейшую книгу по
социологии. А сейчас мы пытаемся
издать его учебник по философии и
истории под названием "Взгляд из
России".

— Почему,
по-вашему, любое упоминание о
самосознании русских вызывает
шквал обвинений? И прежде, и сейчас.

— Долгие годы
у советского человека нормальные
патриотические чувства были
заменены политическим
патриотизмом: не за Родину, а за
нашу советскую Родину; не за власть
государственную, а на нашу
советскую власть… Эта подмена
понятий велась и путем отстрела, и
путем насилия, и путем пропаганды. В
итоге получился человек
социально-патриотический. И когда
социальная идея оказалась
неспособной к дальнейшему
совершенствованию, этот
соцпатриотизм рухнул, а другой был
уже выкорчеван. И мы получили
громадную плеяду людей, которых мы
сегодня называем
"демократами".

Это
несчастные люди, которым с детства
не повезло получить заряд
национального воспитания. Они не
предатели, они искренне верят, что
там, на Западе, осуществляется
идеал человеческого счастья.

— Вам
интересно жить сейчас?

— Пока
работаю, интересно. У меня два дела
— журнал и писательство. Когда
этого не будет, я задумаюсь над
вашим вопросом. Сейчас в работе
повесть. Время действия — 40-е годы.
Маленькая железнодорожная станция
на Байкале.

Татьяна ЗЕМСКОВА.