Непристойное
поведение в общественном месте

Александр
ГИМЕЛЬШТЕЙН, "Восточно-Сибирская
правда"

В Кодексе об
административных нарушениях
предусмотрена ответственность лиц,
нарушающих общественный порядок и
спокойствие граждан, — 15-суточный
арест.

Решение
президента отправить в отставку
правительство Евгения Примакова из
этого ряда. И его уже нет сил
оценивать с грустной иронией, по
бравому солдату Швейку: "Так уж
человеку на роду написано —
ошибаться до самой смерти". Это
уже не ошибка, а окончательная
потеря разумной составляющей в
политике.

Если
допустить смелое предположение о
том, что президент самостоятелен в
своих решениях, приходится сделать
вывод, что его состояние может
катастрофически сказаться на
здоровье нации. В конце второго
президентского срока человеку
положено думать о своем месте в
истории. Если от этих дум не
отвлекают уголовные дела против
ближних и государственный шепот
дочери, грохот бомбардировок в
Европе и лязг натовских танков у
российских границ.

8 лет Ельцина
на вершине российской власти и 8
месяцев Примакова трудно
сравнивать прежде всего потому, что
они занимались разной работой.
Строитель крушил, академик строил.
У первого, однако, было больше
времени. Зато Примаков еще может
вернуться, в то время как у Ельцина
все ступени ведут вниз.

Вся
мотивация, изложенная президентом
в связи с отставкой кабинета
министров, слаба и несостоятельна.
Примакова в экономических провалах
обвиняет человек, который 8 лет
определял всю политику государства
и до сих пор полон нежных чувств к
Черномырдину, выстроившему
пирамиду ГКО, обанкротившую страну.
Эти претензии Ельцин высказывает
академику, который провел через
Федеральное Собрание сверхжесткий
бюджет, обеспечил переговоры с МВФ
и Всемирным банком, зафиксировал
курс рубля не административными
методами и, самое главное,
производил выплату зарплат и
пенсий, не запустив инфляционную
спираль.

Размен
Примакова на Степашина напоминает
обмен золотого червонца на жетон
метро. Я не знаю государственного
деятеля Степашина, а знаю только
политика "демократического
призыва", известного лишь сменой
должностей раз в полгода и
"впечатляющей победой" над
Чечней. Думающие о своей судьбе
губернаторы в правительство
временщиков не пойдут, поскольку
даже на год работы никто не сможет
дать гарантий. Быть обманутым и
оскорбленным никому не хочется.
Политическая система страны, ее
конституционный строй в очередной
раз показали свое болезненное
несовершенство. Очевидно, что
противовесом несбалансированному
состоянию президента не являются
ни Государственная Дума, ни Совет
Федерации. Губернаторы и
руководители законодательных
органов субъектов федерации
оказались на обочине политического
процесса. Их мнения никто не
спросил. Пожалуй, сенаторов
все-таки не усилила, а ослабила тяга
к созданию политических блоков и
предвыборной суете.

Левая
оппозиция не случайно
демонстрирует олимпийское
спокойствие. Во-первых, Примаков
никогда своим для них,
понастоящему, не был. Абсолютно
самостоятелен, близок к Горбачеву,
неуязвим для критики. Кроме того, он
в значительной степени
"департизировал" и Маслюкова,
и Кулика. Во-вторых, принятое
решение настолько
контрпродуктивно, как любит
говорить Евгений Максимович, что
агрессивная слабость президента
очевидна всей России. Левые же не
настолько слабы, как мерещится
Ельцину, чтобы их можно было
напугать досрочными выборами или
силовыми неконституционными
действиями.

Я не могу
сейчас уверенно предположить,
купят ли Ельцин и Степашин
лояльность Явлинского при
голосовании по выдвижению
обвинения против президента,
предложив "Яблоку"
экономический блок правительства.
Заслуги этого политического
движения в начавшемся
правительственном кризисе и так
очевидны, а роль — провокационна.
Важнее другое: быть рядом с
исполнительной властью России
сегодня опаснее, чем на
электрическом стуле. Потому что
избиратели кнопку "ток" нажмут
обязательно.

Один из
серьезных аналитиков резонно
заметил о Ельцине: "Президент,
который имеет 2-процентный рейтинг
поддержки, рискует потерять всего 2
процента. А вот как бы не потерять
Россию…"

Нам же,
уважаемые россияне, пора
свыкнуться с мыслью: до 2000 года
"президент России" — это не
должность. Это диагноз.