Приговор

Элла КЛИМОВА,
"Восточно-Сибирская правда"

В Листвянке
закрылась больница. Маленькая,
всего на 25 коек. В масштабах
Приангарья факт неприметный: за
минувший год в области
ликвидировано восемь ей подобных.
Так что не она первая, и последняя —
не она. И то сказать, толку от них,
крохотных, немного: возможности
мизерны — ни трудный диагноз
поставить, ни сложному больному
помочь. Так что вроде бы зря хлеб
жуют эти участковые больнички. Уж
куда разумнее "переводить" их
под крыло социальной защиты.
Сельские дома-интернаты, по крайней
мере, крышу и стены одиноким
старикам подарить смогут. Кстати,
именно так поступят с больничкой в
Урике, что в Иркутском районе. Ну и,
конечно же, с плеч здравоохранения
при такой "перемене декораций"
сползает лишний груз материальных
забот.

И все бы
ничего, но оттуда, из самых
медвежьих углов, совсем иной взгляд
на "смену декораций". И мнение
отличное от сложившегося в большом
городе.

"Давным-давно,
— написали жители Листвянки в
редакцию, — — в начале века, когда
строилась судоверфь для сборки
ледоколов "Байкал" и
"Ангара", инженером
Заболотниковым была построена
больница. И лечила эта больница
жителей не только самой Листвянки,
но и порта Байкал, поселков Большие
Коты, Никола, Ангарские хутора.
Всего 3600 человек. Теперь ее участь
предрешена. А тем, кто страдает от
уже свершившихся инфарктов, от
почечной колики, от переломов, — как
быть? Как добраться до Иркутска в
зиму, в осеннюю распутицу, в
гололед, когда шофера просто
отказываются ехать к нам? Да и кто
нас, по большей части пожилых людей,
ждет в Иркутске?"

Это
Листвянка-то — медвежий угол?! Всего
каких-то 80 километров от областного
центра! Что же говорить, к примеру, о
каком-нибудь Катарбее, затерянным в
Нижнеудинском районе? Но разве суть
не в том, что с исчезновением
сельских участковых больничек даже
относительно благополучные
поселки на глазах превращаются в
опасную для жизни глушь? Вместе со
всеми перечисленными в письме
населенными пунктами больничка в
Листвянке опекала более трех с
половиной тысяч человек. Порт
Байкал, расположенный на другом
берегу озера, вообще "повис",
как бы теперь никем не учтенный.
Формально он на территории
Слюдянского района, но до Слюдянки
— более ста километров. Легче было
живущим в порту на пароме
переправляться в Листвянку, в
участковую больничку. Теперь к
паромной переправе присоединится
ожидание "Скорой помощи", а
этих машин в Иркутской ЦРБ всего
четыре на весь район. Сколько
придется ждать в Листвянке — никому
не известно.

Маленькие
участковые больнички закрываются,
ибо, действительно,
специализированная медицинская
помощь в них нереальна. Но это лишь
одна грань ситуации. Другая, всегда
ли их уход из жизни провинции
продиктован лишь такой
целесообразностью: сложных
пациентов — сразу в центральные
районные медицинские учреждения, а
то и в областную клиническую
больницу? Разве так не бывает, что к
финалу участковые больнички
подталкиваются нашей нищетой,
только замаскированной под
разумность меры?

По поводу
письма из Листвянки был у меня
разговор с главврачом Иркутской
ЦРБ Виталием Васильевичем
Ивановым. Признаюсь, доводы, им
приведенные, показались мне
логичными. Ну зачем в Листвянке (про
летний наплыв туристов мы как бы
договорились не вспоминать) 25
стационарных коек, если в
одном-двух десятках километров от
нее Большая Речка, где тоже такая же
больница? И где, в отличие от
Листвянки, сохранились
предприятия, готовые "свою"
больницу поддерживать:
зверосовхоз, дорожный участок,
лесхоз. Наш разговор был в середине
марта. Интересно, знал ли к тому
времени мой собеседник, что
приговор больничке в
"благополучной" Большой Речке
тоже уже подписан? Хотя кто же, как
не сам главврач районной больницы,
такие приговоры выносит и
подписывает? Ну, не без участия,
разумеется, районной
администрации, но слово главврача
здесь все равно самое значимое.

В редакции
узнали о том, что и в Большой Речке
больнички уже с мая не будет, тоже
из письма: "Практически мы
брошены на самовыживание, видимо,
девиз районных руководителей
здравоохранения таков: спасение
умирающих — дело рук самих
умирающих".

В Большой
Речке — 2600 постоянных жителей.
Сколько приезжает летом просто
отдохнуть, никто не считает.
Оживленная трасса, не затихающая в
любое время года, не знающая покоя
ни днем, ни ночью, — не просто рядом,
поселок Большая Речка буквально на
этом шоссе стоит. И, как говорит
врач Большереченской участковой
больницы Валентин Иванович
Металихин, все ЧП на дороге имеют
обыкновение случаться ночью, ну —
поздним вечером. И многие людские
напасти, требующие немедленного
вмешательства врача еще до того,
как весь комплекс необходимых мер
будет больному оказан в ЦРБ, тоже
обрушиваются почему-то на рассвете.

— Что же
придется делать, когда после трех
часов дня на дверях бывшей
больнички, превращенной в
отделение дневного пребывания,
повиснет замок? — сокрушается
Валентин Иванович, отдавший
Большой Речке более десяти лет
жизни и стажа практикующего врача.

С закрытием
участковой больницы в Большой
Речке на всем протяжении трассы
Иркутск — Листвянка первую помощь
оказывать будет уже некому.

Между прочим,
на грустном примере двух маленьких
участковых больниц, которые вот-вот
прикажут долго жить, можно
наблюдать все отчаяние нашей
нищеты. Ведь Листвянская больничка
обходилась районному бюджету всего
в 27 тысяч рублей; Большереченская —
на две тысячи меньше. И даже такой
расход оказался Иркутскому району
не по карману. В их умирании —
многие приметы дня. Отстраненность
администраторов от переживаний
"простых" людей. Приказ о
сокращении в Большереченской
больнице трех палатных медсестер
привез не главврач Иркутской ЦРБ,
даже не экономист. Инспектор отдела
кадров. И ничего толком не объяснив
коллективу больнички, просто
заверил: подпишутся ли увольняемые
по сокращению штатов под приказом
или нет — роли не играет. "Все
равно уволим". Вот после этого
"все равно уволим", Наталия
Афанасьевна Хоросоженко, отдавшая
здравоохранению 36 лет, поняла
окончательно, что ни ее стаж, ни ее
опыт, ни ее руки больше не нужны
никому.

И еще об
одной отстраненности: местной
провинциальной общественности от
проблем маленьких больничек. Ведь
та же Большереченская смогла бы
жить, если бы "мир" (сам
поселок) подарил бы ей будущее.
Валентин Иванович Металихин
подсчитал: если бы ныне
здравствующие в Большой Речке три
предприятия "сбросились" хотя
бы по пяти тысяч в год на нужды
больницы, она бы осталась. А
зарплату уж как-нибудь персоналу
наскребли бы из бюджета. Да вот
беда: дорожники — за, зверосовхоз —
тоже, лесхоз — против. И участь
Большереченской больницы этим
отказом решена окончательно.
Упрекать лесников — рука не
поднимается. Но, мне кажется,
задуматься есть над чем. Может быть,
не закрылись бы и более крупные
больницы в Васильевске, что в
Бодайбинском районе, или в поселке
Ук Нижнеудинского района, если бы
кто-либо из местных руководителей,
озабоченный проблемой выживания не
только своего родного предприятия,
но и поселка в целом, поддержал
медиков. Не "чужакам" бы
жертвовали — себе самим во благо.

Но
закрываются, закрываются в
Приангарье маленькие участковые
больницы, и стократ увеличивается
путь от затерянных сел и поселков к
районным центрам, где помощь могут
оказать. При безденежьи с
каким-нибудь тривиальным ОРЗ в
дальний путь не отправишься, с
болью в животе или в суставах —
тоже. И никому неведомо, чем такое
"несерьезное" недомогание
обернется завтра. Но ясно одно:
закрываются маленькие больнички в
глуши Приангарья. А вместе с ними
уходит и сама жизнь.