Праздник
в подлунном царстве

Семен УСТИНОВ,
Байкало-Ленский заповедник

В яркий
апрельский полдень снег в долине
реки Негнедая покрыт бесчисленным
множеством крошечных огоньков.
Если присмотреться к ним, они
мигают: одни затухают, исчезают
совсем, а на их месте появляются
новые. Огоньки то быстро, то
медленно тускнеют, но иногда вдруг
вспыхивают зеленоватым или
синеватым светом. Это идет
колоссальная работа солнца,
которое растопляет снег. Особенно
хорошо это видно на наклоненных к
югу плоскостях: у валежин,
муравейников, на берегу речек и на
всяком бугорке, склоне. Тут заметно,
как горящие огоньки меняют яркость,
это значит, что кристаллик подтаял
и его грань сияющая изменила
положение либо растаяла.

С какой
малости начинается великое дело —
сход снежного покрова!

С близкого
склона, по которому когда-то
пролетел верховой пожар, доносится
барабанная трель дятла. Так птица
выражает свое весеннее настроение.
Подлетает дятел к давно знакомому
дереву. В нем есть пустотелый, с
тонкой стенкой участок, по которому
дятел сильно бьет клювом. Ударив,
неплотно приставляет клюв, и
вибрирующая стенка часто бьет по
нему. Этот звук и называется
барабанной трелью. Кстати,
ошибочное мнение — это не песня
весенней радости, она — в тихом
"ииииии", которое слышно в
апреле лишь глубокой ночью.

Таких
деревьев — дятловых "роялей" —
в лесу не так уж много, и птицы их,
конечно, знают наперечет. Три таких
"инструмента" стоят среди
старой гари на склоне горы у
Пчельника.

Как извилист
Негнедай! Едва ли не полную петлю на
каких-то ста метрах сделает. Стоишь
на заснеженном берегу и думаешь: а в
какую сторону речка течет здесь? В
самом деле, как это узнать, если
надо? А — по пучкам травы, тонких
веток, которые застряли в кустах на
берегу, их туда в паводок затащило,
в какую сторону несло — сразу видно.
Те участки берегов Негнедая,
которые речка, петляя, подставляет
солнцу, так прогреваются, что уже
явно видны следы весны. В таких
местах узкой — в ладошку —
полосочкой снег и со льда стаял или
лежит мокрый. От него между льдом
речки и берегом беззвучно струится
поток в палец шириною. Вот начало
таяния льда на речке, с какой
ничтожной малости! Какая работища
предстоит апрелю! С берега
обваливаются кусочки мокрого
снега, шорох от этого едва слышен,
но это тоже шаги весны. Поглядывает
тот берег — северный, снежный — с
пяти метров на собрата, освещенного
солнцем, с завистью. Вот, мол, у
тебя-то весна, а тут… Подожди, вот
как зажурчит у солнечного берега, и
тебе счастье улыбнется. А пока
сантиметровой ширины полосочка
воды уже тут и за лед принялась,
вглубь на столько же вдоль берега
проела — довольная, поблескивает на
солнце. Вот, мол, я — видишь, не
напрасны труды твои!

А случится
какой соринке лесной: веточке,
кусочку лишайника из близкого
ельника — упасть на снег над льдом
речки, его тут же начинают ласковые
теплые ручонки света солнечного
утягивать вглубь: нечего тут
темнеть на снегу белом, чистом!
Теплой водою окружат, устроят
колыбельку и утопят, уберут с
поверхности. Тоже вклад в работу по
изгнанию снега, а за ним и льда.

Ах, какой
славный ветер весенний! Меня он
застал в верховьях речки Дудовки.
Как ярко, душевно шумит он, гонит
облака редкие, как раскачивает
высоченные свечи лиственниц —
просыпайтесь, пора!

Вечером, как
отошел вдаль этот ветер и село
солнце, все у зимовья наполнилось
знакомым слабым пока запахом
оживающего леса.

Наступили
сумерки. Ветер остался лишь вдали,
он шумит там слабеющей волею своей
только на самой вершине.

Сумерки,
воцарилось два цвета: белый — снега
и черный — всего остального, что на
снегу. Черными возносятся из снега
стволы деревьев, ярко-зеленая днем
кедрушка, что стоит за окошком
зимовья, тоже черная. Даже кустик
болотного багульника, рыженькие
его листики висят черными
стручочками. Но пологая линия горы,
отрезавшая ее от неба, отчего-то
серая. Собирает еще видимые ею
последние отсветы вечерней зари.

Луна
поднялась, но еще не пробилась
сквозь лес к снегам. Скоро
пробьется и — конец черно-белому
царству. А сколь тихие мгновения
сопровождают подъем луны! Оно и
понятно — мертвое пока царство. Но
вот луна поднялась повыше, для
начала еле заметно посветила
просто так, всему, что есть в лесу.
Потом поярче, стали выделяться
легкой позолотой (именно, не
серебром!) те стороны разных
неровностей, которые больше других
ждут ее, смотрят в ее сторону. Это
восточный склон любого возвышения.
А вскоре легли по снегу длинные
темные полосы-стрелы, тени
деревьев. Праздник пришел в
черно-белое царство. Поднявшись еще
выше, луна чуть не прямо сверху
смотрит в лес. Что там и как? В
порядке ли ее ночное хозяйство:
чисто ли, тихо, ярко? Устроила себе
забаву: тенями деревьев
направление света божьего
отмечать. Смотрит с востока, где
объявилась, на тени деревьев, они,
как стрелки на снегу, показывают на
запад. Катится луна по небу на
запад, стрелки на снегу
отодвигаются на северо-запад, потом
на север, затем на северо-восток. И
как стали стрелки показывать на
восток, луне пришел срок уходить на
дневной покой.

А точно
находясь в зените, луна лишается
своих часовых стрелок, на снегу
лежат тени только крон —
серебряно-золотистый ковер,
разукрашенный пятнами разной
величины.

И так тысячи
лет, миллионы. Праздники в природе
сменяются буднями, черными днями
бурь и ураганов, снегов и морозов.
Но никто в природе не унывает, все
знают: праздник обязательно придет!