Кормилец

Николай ВОЛКОВ,
"Восточно-Сибирская правда"

Деревенька
Едорма, что в Усть-Илимском районе,
граничит с Красноярским краем. С
десяток рубленных по-сибирски изб
будто вросли в обрывистый берег
Ангары. Чуть поодаль, сразу за
околицей, разливается другая речка,
имя которой и носит поселение.

Стою на яру, в
снежном сугробе, и открывается
взору неоглядная таежная ширь.
Ясная, чистая, воздух — аж
перехватывает дыхание. Хочется
бесконечно наслаждаться такой
естественной красотой природы. И
люди, которые живут здесь, с
которыми познакомился, под стать
этому краю — спокойному, чистому.

Вот Владимир
Зарубин. Его знают и привечают во
всех деревнях, разбросанных по
ангарским берегам и островам,
вплоть до Богучан. Вся его уже
достаточно длинная жизнь прошла на
здешних полях, фермах, на рыбалке и
охоте. Природа и кормила, и одевала,
и согревала местных жителей. Только
трудись — не ленись!

— С
малолетства родители приучали нас
работать, уметь все, — рассказывает
Владимир Никифорович. — В семье
уродилось пятнадцать братьев и
сестер, выжили лишь четверо. В мои
юные годы не было рядом больниц,
фельдшеров. Я, видать, богом
исчисленный: любое дело в руках
горело, в восемнадцать лет
назначили бригадиром колхоза. И
всегда мне фартило: и на тракторе, и
на комбайне, и на покосе, и зверя
промышлять, и девки любили за
крестьянскую хватку. Ни в чем не
опрофанился…

С верой в
землю-матушку несет он свой крест
земледельца десятки лет. Не раз в
райцентре доводилось слышать, что
летом засуха — кормов не запасли,
снег рано выпал — хлеба не убрали. У
Зарубина, хотя его хозяйство самое
отдаленное — добраться можно
только вплавь по Ангаре, никогда
подобного не случалось. Как
настраивал односельчан на труд,
одному ему известно. Все полевые
работы всегда заканчивались здесь
вовремя, урожаи, надои были лучшими
в округе. За что В.Н. Зарубина не раз
награждали.

Вот и теперь,
когда все деревушки вниз по течению
реки готовятся к затоплению
Богучанским морем, а жители
разлетелись из родовых гнезд в
Усть-Илимск, Невон, Кеуль, он верен
себе и земле. На месте
развалившегося отделения совхоза
Зарубин организовал фермерское
хозяйство, оставшись единственным
жителем старинного села.

Помогают ему
сыновья Виктор и Александр. В их
подворье 130 голов скота, из них
около десятка дойных коров,
двадцать поросят, лошади. Можно
было и больше содержать, да тяжело
управляться троим.

— От бывшего
совхоза мне достались ферма и
некоторые постройки, — говорит
Владимир. — Остальное нажито
собственным горбом и потом: два
трактора, комбайн, легковые машины,
лодки, дробилка зерна. Обрабатываем
восемнадцать гектаров пашни,
получили в прошлом году по 25
центнеров зерна с гектара. Не
только для севера это приличный
урожай. На больших площадях
сенокосы, расположенные в основном
на островах, да и скот там пасется
все лето и осень. Забот и хлопот
полон рот, с рыла жир не побежит. К
тому же и надеяться не на кого: сам
не заработаешь — никто не поможет.

Еще в
недалекие времена в совхозном
отделении было в обороте до тысячи
гектаров земли, на ферме — 700 голов
крупного рогатого скота. Молоком,
мясом, пусть недешевым,
обеспечивали город. Сейчас же
фермер Зарубин справляется в
лучшем случае с четвертой частью
пашни и покосов. На остальные поля
нет охотников, старожилы подались в
рабочие поселки, в город — на
казенные харчи.

Владимир
Никифорович, будучи на пенсии, не
может жить без дела. Семья, правда,
тоже перебралась в Кеуль, а он
хозяйствует в Едарме, выращивая
хлеб, скотину. Мясо, полученное с
нагульных бычков, идет нарасхват и
на мясокомбинате, и на местных
рынках, потому как экологически
чистое, вобравшее в себя соки земли.

— У меня на
глаза слезы наворачиваются, когда
вижу зарастающие лесом, бурьяном
угодья, которые наши предки
осваивали три века. Нынешний люд не
охоч работать, опускается ко дну.
Всякий раз ко мне приходят из тайги
бичи-бедолаги. Летом, осенью там
кормятся, промышляют, а зимой
невмоготу, ищут жилье. Сколько их
перебывало: отъедятся, отогреются в
усадьбе, помогая по хозяйству, и
опять уходят не зная куда. Нет бы за
землю зацепиться — она в обиду не
даст, если будешь трудиться, —
Владимир Зарубин. — Не лежит душа,
наверное, к труду. На чем же тогда
жизнь станет держаться?