"Закатилась
звезда светлая"

Современники
Пушкина о трагедии, постигшей
Россию

Леонид
ЕРМОЛИНСКИЙ, журналист

Смерть
Пушкина взволновала Россию,
отозвавшись в сердцах личным горем
и сознанием всенародной трагедии.
Первым гневно откликнулся
Лермонтов. В общественном настрое
звучала скорбь безвременной
утраты. Но были в общем хоре и
голоса иные.

"Пишу тебе
с глазами, полными слез, а сердце и
душа тоской и горестью, закатилась
звезда светлая, Россия потеряла
Пушкина", — писала сыну Е.А.
Карамзина.

Трагедия
застала Гоголя вдали от родины.

"… никакой
вести хуже нельзя было получить из
России, — писал он из Рима. — Все
наслаждение моей жизни, все мое
высшее наслаждение исчезло вместе
с ним… Боже, как странно! Россия без
Пушкина".

Фаддей
Булгарин подленько злорадствовал:
"Корчил Байрона, а пропал, как
заяц".

Царь был
насторожен: "Здесь тихо, — писал
он Паскевичу, — одна трагическая
смерть Пушкина занимает публику и
служит пищей разным глупым
толкам".

"Если бы у
меня было сто жизней, я все бы их
отдал, чтобы выкупить жизнь
брата", — пытался утешить отца
Лев Пушкин.

Из Сибири
прозвучал голос Пущина: "Кажется,
если бы при мне должна была
случиться несчастная его история, и
если бы я был на месте Данзаса, то
роковая пуля встретила бы грудь
мою…"

И в тот же
день — письмо редактора
"Литературных прибавлений"
Краевского: "Мне хочется иметь на
память от Пушкина камышевую желтую
его палку, у которой в набалдашник
вделана пуговица с мундира Петра
Великого". Как говорится, каждому
— свое.

В дни
прощания с великим поэтом
проявлялись, как видно, и чувства, и
заботы, не схожие с общим настроем.
Что касается мнений о причинах
трагедии, то этот вопрос на долгие
годы стал полем сражения.

Пытаясь
проникнуть в причины случившегося,
современники вступили в спор,
который и поныне не умолк.
Многочисленные аргументы порою
полярный суждений, догадки и
разного рода гипотезы поздней
сведены пушкинистами к четырем
главным версиям.

"Затравили!"
— утверждали сторонники первой.

"Измученный
неблагоприятными
обстоятельствами, обуреваемый
страшной ревностью, доведенный до
крайности оскорблениями,
нанесенными его чести, поэт
посылает роковое письмо Геккерну,
приведшее, как известно, к дуэли",
— суммировал доводы приверженцев
этого мнения литературовед В.Л.
Сайтанов.

В вопросе о
главном виновнике единого мнения
нет. Называют Бенкендорфа и
Дубельта, Уварова, Геккерна,
Нессельроде, его благоверную,
лютейшую ненавистницу Пушкина.
Называют всех разом, что, наверное,
больше соответствует истинному
положению дел. Каждый внес свою
лепту.

В основе —
семейная драма, утверждают вторые,
имея в виду роковой
"треугольник": Дантес —
Наталия Николаевна — Пушкин.

"Перед
нами трагедия ревности, по-своему
предсказанная поэтом в
"Цыганах", с той лишь разницей,
что в столкновении погибает Алеко,
а не его молодой соперник, а героиня
остается жить, выходит замуж и,
кажется, счастлива", — утверждает
сторонник популярной концепции П.
Михайлов.

"Разве не
унизительно для великого человека
быть простой игрушкой чуждых
внешних воздействий и при том
идущих от таких людей, для которых у
самого этого человека и его
поклонников не находится
достаточно презрительных
выражений", — спорит с ним В.Л.
Соловьев.

Пушкин сам
искал смерти, считают приверженцы
этого взгляда. По их убеждению, поэт
выстроил свою жизнь как некое
своеобразное произведение
искусства, особого жанра роман.
"В конце концов, жанр жизни
оказался недостаточным. Тогда он
умолк и — как он делал это в своих
стихах и прозе, — заставил говорить
молчание", — заключает В.
Непомнящий.

Четвертую
версию точно и образно выразил
Блок: "Пушкина убила вовсе не
пуля Дантеса. Его убило отсутствие
воздуха". "Отсутствие
воздуха" сгубило не только
величайшего поэта России. Почти все
его окружение уходит из жизни
безвременно: Веневитинов — в 22 года,
Дельвиг — в 32, А. Одоевский — в 37,
Тепляков — в 38, Языков — в 43,
Баратынский — в 44.
"Долгожителем" в этой когорте
оказался Вильгельм Кюхельбекер,
похороненный в Сибири сорока
девяти.

В день гибели
Пушкина директор Царскосельского
лицея Егор Энгельгард посетовал в
разговоре с Александром
Тургеневым: "Восемнадцатый из
моих умирает, из первого
выпуска". Из первого —
пушкинского, в котором их всего
двадцать девять.

"Отсутствием
воздуха" проникнуто письмо к
Чаадаеву. "Действительно, нужно
сознаться, что наша общественная
жизнь — грустная вещь, — писал
Пушкин за девяносто дней до Черной
речки. — Это отсутствие
общественного мнения, это
равнодушие ко всему, что является
долгом, справедливостью и истиной,
это циничное презрение к
человеческой мысли и достоинству
поистине могут привести в
отчаяние".

Поздней
Салтыков-Щедрин, уже применительно
к своему поколению, скажет: "В
Петербурге есть не нравы, а
отсутствие нравов". И это
"отсутствие" сказалось в
отношении к поэту его друзей. Ведь
Пушкину довелось испытать, говоря
его же словами, не только "ложь
врагов", но и "клевету
друзей". А чаще — пагубное их
равнодушие. Недаром после его
смерти не раз звучал тот "лепет
оправданий", который справедливо
назван "жалким".

"Пушкин
был не понят при жизни не только
равнодушными к нему людьми, но и
друзьями. Признаюсь и прошу
прощения у его памяти", —
запоздало раскаялся один из
ближайших — князь Вяземский.

Суд над
Жоржем Дантесом в столице империи
обернулся всего лишь казенной
пародией. Суд высший свершился
поздней. Дочь Дантеса, обаятельная,
чуткая Леония Шарлотта, в
совершенстве изучила родной язык
матери, прочла Пушкина и прониклась
любовью к нему. Она возненавидела
отца и, обвинив его в грехе
убийства, окончила свои дни
сумасшедшей.

* * *

"В полночь
сани тронулись, — писал Жуковский
Сергею Львовичу Пушкину, — при
свете месяца я провожал их
несколько времени глазами: скоро
они поворотили за угол дома, и все,
что было на земле Пушкин, пропало из
глаз моих…

Мертвый
мчался к своему последнему жилищу
мимо своего опустевшего сельского
домика, мимо трех любимых сосен, им
давно воспетых".

И дом, и сосны
пусть не намного и все же дальше от
столицы, чем Святогорский
монастырь, где совершилось
погребение, а значит, мимо них
процессия промчаться не могла. Но
все случилось, как
"предсказал" Жуковский.
Поздней в этом увидели нечто
мистическое.

Дело в том,
что в февральский буран
провожавшие гроб потеряли дорогу.
Оставив позади и монастырь, и сосны,
и Михайловское, они оказались в
Тригорском. Том самом имении друзей
поэта — Осиповых, которое он
преданно любил, с которым в
последний свой приезд так горько
расставался. И в сущности, не из
столицы хоронили Пушкина. Из
Тригорского его хоронили.

"В ту зиму
морозы стояли страшные, —
вспоминала Екатерина Ивановна
Осипова. — Видим в окно: едет к нам
возок с какими-то двумя людьми, а за
ним длинные сани с ящиком. Мы вышли
навстречу гостям: видим — наш
старый знакомый Александр Иванович
Тургенев. По-французски рассказал
он матушке, что приехали они с телом
Пушкина, но, не зная хорошенько
дороги в монастырь и прозябши,
приехали сюда. Какой ведь случай! —
завершила рассказ Осипова. — Точно
Александр Сергеевич не мог лечь в
могилу без того, чтобы не
проститься с Тригорским".