Александр
Смирнов: "Образование — это окно
в будущее"

Иркутский
государственный университет
нынешнего своего ректора
Александра Ильича Смирнова
взращивал больше трех десятков лет.
Сначала выбрал его себе в качестве
студента (а выбрать было из кого: в
середине 60-х, в годы культа науки,
конкурс на химфаке зашкаливал за 20
человек на место), потом
благословил на кандидатскую и
докторскую диссертации. Со
временем направил уважаемого
ученого на административную стезю
(стал Александр Ильич проректором),
а в октябре 97-го произвел в ректоры
при подавляющем большинстве
голосов "за". Так и получилось,
что в трудовой книжке Смирнова
значится одно-единственное место
работы — Иркутский государственный
университет. Потому-то в системе
личных жизненных ценностей
Александра Ильича альма-матер — на
одном из самых почетных мест: это
второй дом для него, вторая семья.

Такая
степень родства обоюдополезна
ректору и университету. Ректору —
потому, что за тридцать с лишним лет
он изучил все сильные и слабые
стороны родного вуза, все его углы и
закоулки. А университету… Ну кто,
скажите, позаботится о нем с
большим тщанием, кто лучше
разберется в его нуждах и
проблемах, чем выросший в этих
стенах студент-кандидат-доктор?

А нужд
и проблем у университета в нынешнее
тревожное время с избытком. О них
ректор не может забыть даже в эти
юбилейные дни, когда главный вуз
области принимает многочисленные
поздравления с 80-летием. О
трудностях и радостях сегодняшнего
бытия ИГУ, о его потерях и
обретениях Александр Ильич Смирнов
рассказывает нашему
корреспонденту Дине Мадьяровой.

— Идя на
эту встречу, Александр Ильич, я
вспоминала об интервью, которое дал
"Восточке" пять с лишним лет
назад ваш предшественник на посту
ректора — Федор Карлович Шмидт.
Тогда, незадолго до 75-летнего
юбилея ИГУ, он с болью говорил о
тяжелейшем положении, в котором
оказалась высшая школа России, в
том числе и наш университет.
"Если в течение двух-трех лет
правительство не изменит свою
политику, — говорил Федор Карлович,
— то мы высшую школу потеряем". С
тех пор сменилось несколько
правительств. Что изменилось в
жизни университета?

— Время, о
котором вы говорите, — 92-93-й годы —
мы можем вспоминать сегодня разве
что с ностальгией. Тогда мы были
богаче, государство заботилось о
нас куда больше, финансировало не
только зарплату и стипендию, но и
так называемые "прочие
расходы": капитальный ремонт,
командировки… Сегодня бюджет
выделляет нам меньше половины того,
что требуется на жизнь. Зарплату и
ту урезали: начиная с июня нам дают
лишь 70—75 процентов положенного
фонда.

— Однако,
судя по оживленному развороту
строительных работ в коридорах
вашего здания, бедным университет
не назовешь: на последние деньги
ремонт не затевают.

— Все верно: у
нас ремонт, и немаленький. Кстати,
не только в административном
корпусе. Отремонтирован 4-й корпус,
где размещаются биолого-почвенный
факультет, здание юрфака.
Наконец-то взялись за аварийное
здание библиотеки на улице 5-й Армии
— там находится журнальный фонд. На
очереди ремонт 3-го корпуса. В общем,
приводим себя помаленьку в порядок,
ведь действующих зданий у нас
больше, чем у любого другого вуза в
городе, — 38. Да и зарплату мы,
вопреки федеральным утеснениям,
платим своим сотрудникам полностью
100 процентов. Как и отпускные. Я вам
больше скажу: к 1 сентября
университет погасил задолженность
по коммунальным услугам за
нынешний год. Спасибо
Энергонадзору и Иркутскэнерго: они
всегда относятся к нам с
пониманием.

Спросите,
откуда черпаем деньги, коль
федеральное финансирование
сокращается? Нужда научила: из
внебюджетных доходов, которые мы
сами, собственными силами,
добываем. А иначе нам бы туго
пришлось.

Внебюджетный
фонд складывается из нескольких
источников. Это коммерческий набор
— сегодня он составляет примерно
треть наших учащихся; сдача
помещений в аренду; оказание
дополнительных платных
образовательных услуг. Ассортимент
таких услуг разнообразен. Ну, к
примеру, сейчас повсюду широко
пользуются Интернетом, электронной
почтой. Поэтому у себя на
физическом факультете мы открыли
платную специализацию
"Телекоммуникации". Ребята
очень охотно сюда идут, даже
конкурс есть. То же касается
информатики, английского: создаем
специальные группы, за
дополнительную плату обучаем
студентов, не только наших, но и из
других вузов, и даже школьников.
Желающих очень много. Есть и
коммерческий Интернет, мы ведь
попали в число 16
вузов-счастливчиков которые
первыми приобщились к "мировой
паутине". И так на каждом
факультете: ищем то, что пользуется
сегодня спросом.

И тут очень
кстати те свободы, которые вузы
получили в последние годы. Раньше
мы ведь в очень жестких рамках жили,
в рамках приказов и инструкций
министерства: все по строкам было
расписано — это тебе на
командировки, это на ремонт;
перешагивать планку запрещалось.
Сегодня — проще: только в последние
годы открыли 5 новых факультетов, 15
специальностей. Больше свободы для
маневра и в финансовом отношении.
Если в данный момент мы хотим
вложить больше средств в ремонт, то
туда и вкладываем. Если требуется
перебросить деньги на зарплату —
так было нынче летом, в сезон
отпусков — так и делаем.

—
Выходит, нет худа без добра: что-то
теряешь, а что-то находишь?..

— Вопрос
только в соотношении добра и худа. В
чем высшая школа действительно
понесла большие потери, так это в
вузовской науке, а она, как
известно, составляет процентов 70 от
общероссийской. Возьмем
университет, ботанический сад. У
нас три научно-исследовательских
института, астрономическая
обсерватория. Их финансирование
идет отдельной строкой, и оно
сегодня упало до такого уровня, что
мы вынуждены были перевести
научных сотрудников на неполную
рабочую неделю. По сравнению с так
называемым периодом застоя
зарплата у докторов наук,
работающих только в лабораториях,
упала во много раз — она составляет
сегодня 300-400 рублей.

— В
прежние времена, помните, говорили:
получает как профессор. В смысле —
много. Сегодня тоже так говорят.
Только в противоположном смысле…

— Ну не может
человек, который писал диссертации,
делал открытия, накопил
универсальные знания,
довольствоваться такой зарплатой.
Мало того, что на нее не проживешь,
это еще и унизительно. Поэтому
численность работающих в этих
институтах, как ни больно об этом
говорить, сократилась на две
трети… Действительно, если я
хороший программист, то меня
возьмут в любой банк, где я буду
получать в десятки раз больше. Если
я хороший радиофизик, кандидат
наук, меня везде возьмут на работу.
Есть и такие, кто уехал за границу…
В общем, ситуация — как повсюду в
России.

Вымирает не
только фундаментальная, но и
прикладная наука: раньше ведь
выделялись специальные средства на
совершенствование различных
производственных процессов, и
предприятия платили за эти
разработки большие деньги. Сегодня
предприятия стоят и денег у них
нет…

— Звучит
как некролог. Неужто все так
безысходно?

— Сложно, но
небезысходно, и слово
"некролог" все же
преждевременно. Сопротивляемся как
можем. Главный источник
финансирования науки сегодня — это
конкурсы грантов: зарубежных,
правительственных, министерских.
Чтобы получить финансирование по
той или другой теме, надо конкурс
выиграть.

Кстати, если
во всех этих метаморфозах,
произошедших с наукой, и есть что-то
положительное, так это конкуренция
— она всегда на пользу делу.

Можем
похвастать: в этой конкурентной
борьбе наши ученые выглядят очень
достойно. К примеру, в конкурсе по
правительственной программе
"Поддержка и интеграция высшего
образования и фундаментальной
науки на 1997—2000 годы" по числу
выигравших грантов среди иркутских
вузов мы — первые, а по России
входим в пятерку победителей.

— Вы
заметили, в нашем разговоре
постоянно переплетаются
"добро" и "худо", отчаяние
и надежда, сожаление и восхищение.
Вот и сейчас финансовый кислород
науке почти перекрыт — а гранты
выигрываем. За счет чего? В чем
причина такой живучести,
устойчивости и высшей школы, и ее
науки?

— В том, что
мы с вами — богатые наследники.
Гораздо более богатые, чем могли
предположить. Сегодня, в дни 80-летия
университета, нам прежде всего
нужно оглянуться в прошлое и низко
поклониться всем, кто создал
великолепную систему крепких
научных школ не только
отечественного, но и мирового
уровня. В химии это школы А.
Калабиной, В. Лариной, А. Черняка, в
физике — В. Полякова и И.
Парфиановича, в математике — школа
В. Васильева, в биологии — М. Кожова,
в истории — А. Окладникова и М.
Герасимова, а сейчас говорим уже о
школе Г. Медведева. Такими именами и
обеспечена устойчивость
университетской науки. За счет этой
мощной базы и выигрываем сегодня
гранты. Этот научный посев прошлых
десятилетий продолжает давать
всходы.

— Глядя в
прошлое, говорит восточная
пословица, снимите шляпу, глядя в
будущее — засучите рукава. А есть
кому среди нынешних
университетских питомцев засучить
рукава в науке? Идет молодежь в эту
малооплачиваемую сферу?

—
Удивительно, но факт: в последние
три-четыре года резко выросли
конкурсы и на приемных экзаменах в
университет, и в аспирантуру, и в
докторантуру. Ежегодно у нас
защищается более 20 кандидатских и
около 10 докторских диссертаций,
такого даже в самые благополучные
времена не было. Конечно, не стоит
идеализировать ситуацию, далеко не
всегда это чистый порыв к научному
поиску. Свою роль играет и нынешняя
экономическая нестабильность. Но
сам факт конкурсов очень
обнадеживает. А в 91—92 годах
казалось: молодежь отвернулась от
высшей школы.

Мы и сами
сегодня гораздо более настойчивы в
поисках будущих кадров для вузов и
науки. Со многими школами — крепкие
устоявшиеся связи. Есть у
университета собственный лицей —
школьники могут выбрать одно из
трех направлений: гуманитарное,
экономическое или
естественно-научное; есть гимназия
в предместье Рабочем; есть лицей N 2;
сотрудничаем с 47-й школой. Наши
преподаватели ведут в этих школах
занятия. Такая работа полностью
оправдывает себя: ребята приходят
очень подготовленные. На
физическом факультете, к примеру,
конкурс небольшой, но проходной
балл высокий — 9, так хорошо
абитуриенты сдают экзамены.

А нынче на
базе школ N 47 и 41 начал работу
университетский колледж. После
двух лет обучения ребята смогут или
получить диплом о неполном высшем
образовании, или продолжить
обучение в университете уже с III
курса.

Вот на этих
молодых людей, которые очень рано,
со школьной скамьи, определились с
выбором, мы и надеемся. Так что
смена поколений в науке, при всех
сложностях, все-таки происходит.

—
Солидная годовщина обязывает
задать традиционный вопрос о
будущем университета. Каким
видится оно ректору?

— Говоря
коротко, наша стратегия — развитие.
По общероссийскому рейтингу мы
стабильно держимся в первой
десятке классических
университетов страны. Задача в том,
чтобы наш диплом стал таким же
уважаемым и за рубежом. Для этого
требуется многое: повышение
технического уровня обучения,
приобретение современного
оборудования. В общем, нужны
солидные денежные вливания.

Мешают и
чисто технические нестыковки. Дело
в том, что в странах Европы и
Америки высшая квалификация
выпускника вуза — магистр. Наша
квалификация "специалист" им
непонятна, потому и диплом зачастую
не признают, хотя по уровню
подготовки наш специалист магистру
не уступает. В общем, это вопрос
чисто организационно-бумажный. На
всех факультетах готовят сейчас
необходимые документы. Остается
получить разрешение от
министерства, и многоуровневая
подготовка станет в университете
реальностью.

Далее. Вы уже
знаете, что нынче юридическому
факультету присвоен статус
института. Это, конечно, новый этап
в его развитии. Думаю, по такому
пути пойдут и другие наши
факультеты. Давно пора стать
институтом химическому факультету
вместе с НИИ нефтеуглехимического
синтеза, математическому
факультету… Статус института не
просто почетен, он открывает новые
возможности и в подготовке кадров,
и в научно-исследовательской
работе.

Ну и, наконец,
мы подступаемся к задаче, которую
считаем одной из важнейших: хотим
создать собственный фонд для
финансирования научных
исследований. Совершенно очевидно,
что без фундаментальной науки
университет развиваться не может.
Поэтому будем по возможности
вкладывать деньги в те научные
разработки, которые посчитаем
самыми перспективными. Но это дело
не сегодняшнего дня, хотя и не очень
далекого будущего.

И еще один
важный момент: мы стараемся
удержать бесплатный набор на
прежнем уровне. Умные ребята должны
иметь доступ к высшему образованию,
какой бы ни была экономическая
ситуация. Будем и впредь этого
придерживаться.

— Если
возвратиться на 5 лет назад, о чем мы
говорили в начале беседы, и
провести сравнение с днем
сегодняшним, нетрудно заметить
важную перемену в вашем отношении к
жизни: прежде вы надеялись, что
правительство вот-вот образумится
и вновь возьмет высшую школу на
полное бюджетное содержание.
Сегодня, судя по вашим словам, вы
больше полагаетесь на себя, на
собственные силы. Верно?

— Да, мы не
только не ждем от Москвы каких-то
финансовых чудес — в 99-м их не будет
уж точно. Мы опасаемся, как бы у нас
не отобрали то, что мы сами
заработали, — наши внебюджетные
средства. А попытки такие уже были.
Помните постановление N 600, принятое
правительством Кириенко?

— Вот вы
строите планы на будущее. А берете
ли в расчет, что нескончаемый наш
кризис может принять еще более
острые формы? Что тогда? Выживет
университет? Вообще, каков ваш
прогноз на ближайшие годы?

— Понимаете,
университет в сегодняшнем его
состоянии просто не может
погибнуть. Взять и закрыть его —
значит закрыть всю высшую школу
области. Дело не только в том, что
практически все наши вузы выросли
из факультетов университета. Дело в
том, что они и сегодня не могут без
нас обходиться. Что станет, скажем,
с техническим университетом или
экономической академией, если там
не будут читать лекции наши
математики, физики? Или в
медуниверситете — наши химики? Или
историки, равных которым еще
поискать в Сибири? Мы сегодня не
просто учебное заведение, которое
готовит специалистов высшей
квалификации. Мы готовим кадры для
самой высшей школы, для вузов не
только области, но и Читы, Улан-Удэ,
других городов. Поэтому вопрос
"выживет не выживет" не стоит.
Вопрос в том, будет ли нам более
трудно или менее трудно. Надеемся,
что менее: судя по заявлениям
Примакова, новое правительство не
намерено притеснять и без того
обездоленное образование. Да и сам
Примаков — ученый, академик,
ценность знаний понимает. Впрочем,
что тут особенно понимать, если у
нас на глазах развитые страны одна
за другой повышают планку
образования. А Япония объявила о
том, что берет курс на всеобщее
высшее. Это вовсе не означает, что
все должны стать кандидатами наук.
Но это означает, что в стране будет
иной, более высокий уровень
культуры — культуры отношения к
делу, взаимоотношений людей.

В общем,
образование — окно в будущее.
Захлопнем его, закроем ставнями
наглухо, и станет в стране вовсе
беспросветно.

А что
касается прогноза, думаю, в
ближайшие два-три года должен
все-таки наступить перелом в
экономике. А значит, и в нашей жизни.

— Если
ваш прогноз оправдается, то
очередное юбилейное интервью будет
более оптимистичным, чем в
последние годы. Пока же наша с вами
задача — сохранить университет,
наше окно в будущее. А будущее — вот
оно: следующий юбилей состоится уже
не только в новом столетии, но и в
новом тысячелетии. Успехов вам и
спасибо за беседу!