Новый
полет "Голубей"

Валентина
СЕМЕНОВА

Назвать вещи
своими именами во времена, когда
понятия о ценностях жизни, о добре и
зле не просто смещены, а
переставлены между собой, — вот в
чем новаторство драматурга
Владимира Гуркина, около двадцати
лет назад написавшего пьесу
"Любовь и голуби". С успехом
прошла пьеса на сценах российских
театров, в том числе и в Иркутской
драме, а затем режиссером В.
Меньшовым по ней был поставлен
фильм, который в короткое время
стал одним из самых любимых у
зрителя. Слава его взмыла, подобно
легкокрылой голубиной стае,
показывая всем, как вечно нова и
неиссякаема тема любви и отношений
в семье. Успех видится не в одних
остроумных придумках режиссера, а в
том, как метко схвачена суть
семейной драмы, как безупречна
логика поведения каждого из героев.
В фильме немало отступлений от
текста пьесы: что-то сокращено,
добавлены новые детали, но оттого,
что сохранен основной конфликт, а
все прибавления работают только на
него, импровизации оказались не
страшны.

Насколько
кинолента отличается от пьесы,
зрители могут проверить, прочитав
текст последней, впервые
опубликованный в сборнике В.
Гуркина: книга подготовлена к
изданию фондом Александра
Вампилова ("Любовь и голуби",
Иркутск, 1997).

Не
побоявшись популярности фильма,
нынешней осенью иркутский ТЮЗ им. А.
Вампилова обратился к пьесе.
Александр Ищенко, режиссер,
определенно чувствует за собой
право давности: в 80-м году он первым
в стране поставил в Семипалатинске
забавную историю никому не
известного автора Гуркина под
названием "Любовь и голуби"… И
что же новая иркутская версия
теперь уже знаменитой пьесы?

Плюсы
спектакля: режиссер ни на йоту не
отступил от текста, восстановив на
сцене звучание слова драматурга;
назначения на роли почти все точны.
В. Безродных в роли Васи Кузякина
добр и застенчив, ему удается
показать, как всего лишь одна
щербинка-слабинка в характере Васи
— любопытство до красивой
городской жизни — ввергает его в
бездну семейных неприятностей. Что
особенно привлекает в актере — он
не способен к пошлости и даже в
самых рискованных сценах остается
просто смешным. Надя Нины Альковой
наделена веселой силой,
открытостью, озорством, за которыми
все яснее проступает женское
достоинство. Образ очень
узнаваемый — женщина, погруженная в
заботы о большой семье, она и в муже
со временем привыкает видеть еще
одного ребенка, которого надо
удерживать от баловства — возни с
голубями… Свою партию в семейном
ансамбле ведет Н. Юдина в роли
старшей дочери, Люды — своей
медлительной вальяжностью она как
бы выпадает из общего ритма и этим
запоминается. М. Шляпченко
изображает Леньку тоже по-своему,
очень динамично, вот только
недостает ему "сельской"
фактуры — в отличие от Ольги (А.
Маркеловой, сыгравшей ладную
деревенскую девчонку).

Легко
справляются со своими ролями В.
Елисеев (сосед Митя) и Л. Стрижова
(его жена Шура), они очень
естественны, и зал с удовольствием
смеется над этой забавной парой.

Что же
касается выбора актрисы на роль
"полюбовницы Васи", то здесь
режиссер "поправил"
драматурга и, думается, напрасно:
вместо "уставшей", как она
говорит о себе, пятидесятилетней
женщины, ровесницы супругов
Кузякиных, появляется
длинноволосая и длинноногая
красавица (Е. Константинова). И
сразу не веришь, что женщина в
расцвете сил будет так цепляться за
многодетного немолодого
деревенского мужика — у нее есть
еще время поохотиться если не за
"принцем", то за "настоящим
полковником". Меняя возраст
героини, в данном случае режиссер
обязывается по-иному выстроить всю
линию Васи — Раисы Захаровны. Но это
сложно, потому что драматург задал
любовнице путь "последнего
шанса" и характер, абсолютно
противоположный характеру жены,
причем сделал это в духе коренных
народных представлений о
нравственности. Роль разлучницы
фальшива изначально, по жизни, а
здесь еще сталкиваются два разных
уклада — деревенский и городской,
простонародный и
псевдоинтеллигентский. Васю
соблазнила женщина из
"красивой" жизни — она красиво
(по сравнению с женой, своей
ровесницей, погрязшей в хозяйстве)
одевается, так как следит за собой,
имея возможность тратить время
только на себя, живя одна да притом
в благоустроенной квартире… Она
красиво говорит, и ее
высокопарность производит сильное
впечатление на далекого от
краснобайства Васю, зато смешна
зрителю, остро чувствующему всю ее
наигранность и неуместность. Раиса
Захаровна знает, как можно украсить
себя словами. Другое дело Надя —
само воплощение искренности. Для
нее — согласно деревенской этике —
игра словами, если это не шутка, как
и всякая игра, приравнивается к
обману. И именно Надя — в чем еще ее
высота — в итоге извлекает урок из
случившегося: она понимает, что
любовь, пусть самую что ни на есть
законную, надо беречь и не давать
растворяться ей в суете
повседневности.

"Забавная
история", что теперь редко
бывает, дает свой ответ на очень
серьезный вопрос, что есть семья,
почему она свята, и от этого ответа
не следует уклоняться.

Как не
следует пережимать в откровенных
сценах, изображая африканские
страсти среди декораций сибирской
деревни. Таких сцен немного, и даже
не хочется о них говорить — хочется
уже просто переждать, когда
кончится эта эпидемия сексуальной
инфекции на русской сцене. Все
постановки стали быть обязаны
непременно с сексом, как чемодан с
ручкой. Да не надо этого! Пьеса
вполне и по-народному откровенна, и
совсем не обязательно девочке Оле
подглядывать за родителями, среди
бела дня спрятавшимися в доме, тем
более что нет этого в тексте.
Все-таки не надо забывать: театр —
юного зрителя. И нужен ли такой
эффект, когда одна часть зала
смущенно отворачивается от сцены, а
другая хохочет с улюлюканьем?

Театр выбрал
для постановки пьесу, на материале
которой дается прекрасная
возможность сопоставить истинные и
ложные чувства; весело и без
нравоучений показать, что такое
любовь и что такое измена.

И театру
вполне по силам не упустить ее.