Как
наши мужики с ихними традициями
разошлись

В день
святого Валентина, поговорим о
странностях любви…

А. БОРИСОВ,
бывший комиссар ССО

Ах, какое это
было время! Вода была мокрее, солнце
ярче и любовь горячее…

Впрочем, о
любви тут сказано, скорее, для
рифмы. Какая уж тут в этом,
описываемом ниже случае, любовь?!
Нет и не было ее, — в чем читатель
убедится ниже.

Но все по
порядку! Было это, повторюсь, в мои
молодые лета. Я — комиссар большого
сводного студенческого отряда, а из
8 отрядов, работающих летом в 1974
году в поселке Октябрьском
Чунского района. Один отряд был как
бы наособицу — ибо был он
интер-на-ци-о-нальным: наши студенты
из госуниверситета,
скооперировавшись, работали с
венграми, из Будапештской
экономической академии — 19 венгров
"вьюношей" и венгерок. Строили
дома, школу и прочее, что положено
"бойцам" ССО (студенческих
строительных отрядов) повсеместно
по всей области. Да что там области
— по всему СССР(у) такие отряды
трудились, и весьма полезным
считался этот трудовой семестр. В
общем работали венгры с нашими, и
был отряд дружным и сплоченным. И
никаких таких интерэксцессов не
наблюдалось. Во-первых, "сухой
закон" действовал, во-вторых,
все-таки интеротряд: за ним и догляд
был соответствующий. Со стороны
соответствующих органов. Ну и ваш
покорный слуга, автор этих
воспоминаний, как комиссар, наезжал
в этот отряд почаще, чем в другие.
Повторяю, все было о’кей.

И вот
наступил прощальный вечер. Море
подарков и прощальных слов.
Подарки, разумеется, венграм — они
же гости. И вот дарят им и дарят
подарки: от имени райкома ВЛКСМ и
КПСС, от имени райисполкома и
леспромхоза, от имени… В общем,
горы презентов — чемоданы
венгерских студентов уже не
закрывались. И был прощальный
банкет, то бишь, ужин. Опять слезы
расставания. (Хотя, честно говоря, я
то знал, что особыми
"вкалывальщиками" как наши
ребята, венгры не были. В футбол,
правда, играли здорово). Ну, это к
слову — им ведь денег, как нашим, за
работу не платили, ибо был этот
отряд по линии дружбы между
народами. Впрочем, от дружбы вскоре
перейдем к чему-то посолоней.
Придется.

Итак, вечер.
Прошел он хорошо, по сценарию.
Дальше события развивались таким
образом.

Я улетел на
другой день в Иркутск, дабы здесь, в
ИГУ, встретить отработавших свое
венгров. Венгры должны были поехать
в Братск, на экскурсию — на лучшую в
мире ГЭС посмотреть, и оттуда
самолетом — в Иркутск. Русский, а
тогда, вернее, советский, отряд в
основном составе остался на месте в
поселке — "добивать" третий
трудовой семестр.

Венгры
приехали в Братск, посмотрели,
полюбовались, повосхищались.
Вечером возвратились в гостиницу,
где их разместили чуть ли не в
отдельных номерах. И вот тут… Ох, уж
это пресловутое "вдруг". Тем не
менее — вдруг, когда уже было
поздновато, в номер, где
разместились трое наших парней,
выделенных для сопровождения
гостей, входит командир
венгерского отряда Дьюла Тарчи (сын
венгерского посла, между прочим).
Заходит и говорит он такие слова. В
том смысле, что в знак огромной
благодарности за то, как здесь, в
Сибири и, в частности, в отряде, их
встретили, венгерские девушки… как
бы это поделикатней выразиться…
ну, в общем, предлагают себя на ночь.
Пусть наши парни выберут себе трех,
на свой вкус и взгляд — и разойдутся
по номерам уже парами.

Наши
смутились, покраснели: — У нас так
не принято — любовь по заказу. Мы не
можем принять такого
"подарка", — был ответ.

Дьюла Тарчи
стал раздражаться: ведь его
прислали девушки. Это их инициатива
и порыв. Как можно отказываться! Это
жестокая обида. Причем не для
парней, — для девушек. В Венгрии
есть обычай: весной, в ночь любви
парни и девушки уходят в лес. Пьют
вино, пляшут и поют песни. Потом (и
это ритуал!) — каждая влюбленная
пара уединяется. Ночь любви, или
надежды на любовь… Вам понятно? И
здесь — нечто подобное, хотя
обстоятельства несколько иные. Он,
Дьюла Тарчи, это понимает. Но все
же…

Наконец до
наших дошло. Они засмущались еще
сильнее и замахали руками: нельзя.
Мы "так" не можем.
Облико-морале-совьетико. Советский
образ жизни. Воспитание. Даже
традиционная любовь к
интернационализму их не подвигнет
на эти чрезвычайные меры, но Дьюла
Тарчи уже не уговаривал. Он
требовал!

— Отказа быть
не должно! Девушки ждут. Они не
поймут. Вы что, не мужчины?! Такой
отказ для них равносилен позору. Вы
что, хотите международного
скандала? Я… я пожалуюсь отцу.

Гнев Дьюлы
сопровождался нехорошими русскими
словами, которых он в избытке
нахватал за короткий период
общения.

Но… все его
попытки укрепить вековые традиции
своего народа в Сибири, вот тут,
прямо у него на глазах,
раскалывались о стену русского
непонимания и непреклонности.

— Ну не можем
мы по заказу, даже из чувства
благодарности заниматься любовью.
Почти напоказ. У нас не принято.

Дьюла, — надо
отдать ему должное — дважды и
трижды пытался форсировать события
— уходил к своим девушкам, вел
переговоры и возвращался в номер.
Все было тщетно.

А наутро был
рейс в Иркутск. В самолете никто и
ни с кем не разговаривал: ни наши с
ними, ни они между собой.

Прилетели в
Иркутск. Всех в ИГУ (принимающая
сторона) встречали цветами. Снова
подарки, прощальные слова,
выступления ответственных лиц. Но я
(комиссар же!) сразу заметил
неладное. Что-то было не то. Этот
холод, застывшие в глазах девушек
слезы досады и даже гнева. В чем
дело? — И уже в аэропорту, в ожидании
отлета на Москву, оттянул одного из
наших сопровождающих в сторонку
(это был комсорг отряда по имени
Саша по фамилии Боцман) — Что
случилось, Саша?!

И Саша,
волнуясь и заглядывая мне в лицо,
все, без утайки, рассказал.

— М-да-а-а —
промычал я, пытаясь собраться с
мыслями — все было так серьезно?

— Еще бы! —
горячо заметил Саша, — ты же видишь,
комиссар, они с нами даже не
разговаривают. Прощаться не хотят.

Да, я это и
сам видел. Но как реагировать? А
Саша требовательно смотрел мне в
лицо: оцени ситуацию, мы ждем. — И он
подозвал двоих своих товарищей,
участников "событий".

Я выстроил
всех троих перед собой.

— От имени… —
набрав побольше воздуха в рот, —
начал я, — от имени… — В общем, за
беспримерное мужество и высокое
политико-моральное состояние,
проявленное… В общем, объявляю вам
благодарность.

Парни
выкатили грудь колесом.

— Но за то,
что опозорили честь и славу
российских мужиков, (пусть даже
если вы еще студенты). — За то, что не
проявили соответствующую моменту
дее… способность, — получите по
выговору. Следовательно, выговор
автоматически дезавуирует
благодарность.

… И они еще
долго ворочали в мыслях красивое
слово "дезавуирует". Кто тут
кого дезавуирует, — так и читалось
на их напряженных лицах.

Вот,
собственно, и вся история.

Венгры,
естественно, улетели домой. И,
будучи сегодня, вполне вероятно,
бабушками, рассказывают о
сибирских, не понятых ими медведях,
своим внукам. Хотя, впрочем, автор в
этом не совсем уверен. Скорее всего,
все забыто.

А я вот не
забыл. Мало того, до сих пор (!) берут
сомнения: прав ли был я, объявляя
ребятам по выговору? Может, надо
было все-таки уважить традиции
братского венгерского народа,
забыв (хотя бы на время) свои?

Во всяком
случае, сегодня, 14 февраля, в день
Святого Валентина, в праздник всех
влюбленных, случай, рассказанный
выше, представляется вполне
уместным. Случай, в котором ни слова
выдумки.

Клянусь на
комсомольском билете, который,
кстати, храню с тех далеких
"комиссарских" времен.