Я здесь учился
профессионализму

Вадим
ИНЕШИН, член Союза журналистов
России

В конце декабря 1959
года у меня в кабинете (а я тогда
работал редактором Киренской
газеты "Ленская правда")
раздался телефонный звонок из
Иркутска. "С вами говорит
редактор областной газеты
"Восточно-Сибирская правда"
Ступко, — услышал я в трубке. — Есть
соображение взять вас на работу в
нашу газету в качестве
собственного корреспондента по
Бодайбинскому району. Кроме того,
неподалеку от Бодайбо сооружается
первая в мире Мамаканская
гидроэлектростанция в зоне вечной
мерзлоты. И мы решили открыть там
корреспондентский пункт… Не
возражаете?" Я был крайне
озадачен. Из районной газеты — и
вдруг сразу в областную, где совсем
иные масштабы, более ответственная
нагрузка. Посоветовался с женой,
тоже журналисткой. Она не
возражала. И в первых числах января
1960 года я вылетел самолетом в
Бодайбо.

Город встретил
меня суровыми морозами. Поселился я
в гостинице. Как и предполагал, меня
окружала совершенно новая жизнь.
Во-первых, район был издавна
центром золотодобычи Восточной
Сибири, и я должен был отражать в
газете не знакомые мне до сих пор
производственные процессы
золотодобычи во всем их
многообразии. Во-вторых,
строительство Мамаканской ГЭС было
уже в самом разгаре, и мне,
по-существу, надо было вникать во
все тонкости гидростроительства.

Никогда не забуду,
как впервые поехал на стареньком
поезде по Бодайбинской железной
дороге на прииски Васильевский,
Артемовский, Апрельский. Путь
пролегал по горам с крутыми
подъемами. Расстояние в 70
километров преодолевали за пять
часов. Неоднократно бывал в шахте,
спускался в вертикальный ствол,
когда начинали осваивать новое
месторождение золота. Доходило до
смешного: вниз я без труда
спустился по веревочной лестнице
на два десятка метров. Стоя по
колено в воде, в полумраке
шахтеры-проходчики делали свое
дело. После беседы с ними стал
подниматься наверх. Но силы
оставили меня на первых же метрах.
Лестница то и дело отходила от
ствола, качалась то вправо, то
влево. Я почувствовал полную свою
беспомощность. А снизу доносились
голоса: "Мало каши ел,
корреспондент!", "Это тебе не
статейки писать!". Кое-как, с
перерывом на отдых, наконец вылез
наружу. Почему я об этом вспомнил?
Да потому, что труд шахтеров (и в
этом я еще раз убедился, когда
работал в Черемхове) не идет ни в
какое сравнение с другим трудом, с
которым ранее мне приходилось
встречаться. Тут нужна, кроме
знаний и опыта, крепкая физическая
сила. А однажды в забое я попробовал
взять в руки шахтерскую лопату и,
честно говоря, еле-еле поднял ее от
земли на несколько вершков. А ведь
шахтеру приходилось такой лопатой
орудовать весь рабочий день.

С подобным
тяжелым физическим трудом мне
пришлось столкнуться и на
строительстве Мамаканской ГЭС. И
монтажники, и бетонщики, и
опалубщики (всех профессий и не
перечислить) работали, можно
сказать, в экстремальных условиях,
при сорокаградусном морозе,
сильных ветрах, дождях и под
палящим солнцем летом. И когда я
полазил по телу плотины, по
строительным лесам, я понял, что
сооружение таких объектов — это
самый настоящий подвиг, что тема
труда должна стать ведущей в моей
работе. И об этом я старался
рассказывать на страницах газеты
"Восточно-Сибирская правда".
Не все шло гладко, так, как хотелось.
Многое я упускал из виду, терялся.
Однажды ко мне на Мамакан (я уже жил
с семьей в благоустроенном доме)
заглянул Леонид Зосимович Лифшиц.
Никогда не забуду его слова:
"Вадим, выдавливай из себя
районщика!" С ним меня связывали
чисто товарищеские отношения. Это
был добрый, удивительно
коммуникабельный человек, с юмором
и умением интересно, часами,
говорить о своей работе. А освещал
он в газете важную тему — лесную
промышленность. Леонид Зосимович
страстно любил русский лес. И писал
о нем много, рьяно восставая против
варварского его уничтожения.
Иногда он входил в противоречия с
властями, с официальной точкой
зрения, но, мне кажется, его
понимали и уважали прежде всего за
профессионализм. Вряд ли сегодня в
средствах массовой информации
области есть журналист, подобный
Лифшицу.

Бывал у меня на
Мамакане и Виктор Соколов
(впоследствии автор романа
"Вечная мерзлота"). Именно в
тот период у него, наверное, созрела
мысль написать книгу о строителях
гидроэлектростанции в зоне вечной
мерзлоты. Не раз там же встречался с
писателем Леонидом Красовским, со
Львом Черепановым и другими
журналистами "Восточки" и
"Молодежки". Всех их, как я
теперь понимаю, тянула эта
уникальная и удивительная стройка,
которая, я уверен, помогла им в
дальнейшем литературном
творчестве. Встречался на Мамакане,
а затем и в Черемхове, с
замечательным фотокорреспондентом
Василием Яковлевичем Лысенко. Это
подлинно большой мастер своего
дела. Именно у него я почерпнул
любовь к фотографии, сам стал
заниматься фотографированием и эту
любовь пронес через всю жизнь.
Спасибо ему за это!

В дни, когда я
бывал в редакции газеты
"Восточно-Сибирская правда"
(она тогда располагалась в
двухэтажном здании по ул. К. Маркса,
13, рядом с кинотеатром
"Гигант"), я постоянно
чувствовал поддержку со стороны
ответственных работников
печатного органа — заместителей
редактора В. Никольского и М.
Боброва, которые буквально
возились со мной, наставляя, как
говорится, на путь истинный, а также
со стороны старших товарищей,
опытных журналистов. Особенно в
связи с этим я хотел бы вспомнить
Михаила Горячкина, который работал
в промышленном отделе. Это был
очень импульсивный, взрывной и
непредсказуемый человек, смелый и
решительный в своих суждениях и
действиях. Он учил меня: "Ты их (он
имел в виду руководителей
Черемхова и района) не бойся.
Критикуй, пропесочивай невзирая на
лица. Они же заелись! Думают, что они
пуп земли. Когда я был редактором
"Черемховского рабочего", я их
часто поругивал. Они меня
боялись!" Конечно, Михаил
Дмитриевич перегибал палку. Сила
журналиста не в том, чтобы его
боялись, а в том, чтобы он был
честным и справедливым,
объективным, уважал себя, газету и
читателей. Так что не совсем прав
был Горячкин: журналист — не пугало!
Многое дал мне и Анатолий
Николаевич Рудых. С ним я общался не
только по работе, но и бывал в его
доме, где за чашкой чая он старался
передать мне свой опыт —
организации и подготовки к печати
материалов. Часто общался с Борисом
Романом, скромным, тактичным и
интеллигентным журналистом,
которому чужды были хамство,
зазнайство, панибратство. С
корреспондентом
сельскохозяйственного отдела
редакции Владимиром Козловским
(автором романа "Верность")
меня связывала многолетняя дружба,
начавшаяся еще в Киренске в
середине пятидесятых годов. Когда я
работал собкором в Черемхове, он
приезжал ко мне, брал с собой в
поездки по району, как бы
натаскивая меня на главные темы,
которые интересовали тогда
областную газету.

В октябре, когда
на Витиме началась шуга, я простыл,
и меня поразила тяжелая болезнь:
отнялись ноги, начались адские
боли. На самолете меня переправили
в Бодайбо, в больницу, где я
длительное время проходил курс
лечения. Чувствуя свою
беспомощность, сознавая
ответственность за дальнейшую свою
корреспондентскую судьбу, я
написал редактору газеты (а тогда
им стала Елена Ивановна Яковлева)
письмо. Вскоре от нее получил
ответное. Теплое, хорошее,
дружеское. Она успокаивала меня,
просила не волноваться, пожелала
скорейшего выздоровления и дала
мне понять, что она и коллектив
правильно понимают и воспринимают
мое отлучение от журналистских дел.
О Е.И. Яковлевой мне хочется
рассказать побольше. Это она,
будучи заведующей сектором печати
обкома партии, спасла меня от
беспредела районного партийного
руководства, когда меня прямо на
одном из заседаний бюро сняли за то,
что якобы я редактор районной
газеты, использую ее как свою
вотчину и не разделяю точку зрения
первого секретаря райкома партии.
Как оплеванный, пришел я домой.
Успокоила жена. Она же предложила
мне обратиться в областной комитет
партии. Собрали деньги, и на
следующий день я вылетел в Иркутск.
Когда я появился в кабинете у
Яковлевой, ее удивлению не было
предела. "Вы почему здесь?" —
спросила она. "Меня сняли с
работы", — пояснил я. Она тут же,
при мне, сняла телефонную трубку и
набрала номер. Первый секретарь
оказался на месте. "Вы за что
сняли с работы Инешина?" —
поинтересовалась она. "Мы его
хотели попугать. Уж больно он начал
выпрягаться", — ответил тот, не
зная, что я сижу рядом с Еленой
Ивановной и слышу его голос.
"Немедленно восстанавливайте
его на работе и не самовольничайте
так грубо", — потребовала она и
положила трубку. "А вы, Вадим
Александрович, возвращайтесь домой
и работайте спокойно", — заверила
меня Яковлева. Так, благодаря ей, я
возвратился в свою любимую газету.
Кстати, после того как в Бодайбо был
закрыт корреспондентский пункт,
поскольку Мамаканскую ГЭС уже
запустили в эксплуатацию, именно
она предложила мне переехать в г.
Черемхово, все в той же должности
собственного корреспондента. Я
воспользовался этим предложением,
хотя и потерял все сто процентов
северных надбавок. Дело в том, что
сам я родом из Иркутска, там жили
мои родители, родственники. И в
начале марта 1962 года я приступил к
своим обязанностям собкора по
Черемхову и Черемховскому району.

В Черемхове объем
журналистской работы не убавился,
если не прибавился. Черембасс был
центром угледобывающей
промышленности Восточной Сибири.
Кроме того, здесь функционировали
многие промышленные предприятия не
только местного, но и
республиканского подчинения.
Помимо прочего за мной был
закреплен и Черемховский район с
развитой структурой
сельскохозяйственного
производства, одиннадцатью
крупными хозяйствами. Пришлось
сразу же вникать в технологию
угледобычи, в такие отрасли, как
растениеводство, животноводство. Я
буквально мотался между
промышленностью и сельским
хозяйством. Хотелось полнее
осветить в печати и то и другое.
Однако, скажу откровенно, не все я
принимал за чистую монету.
Обуревали сомнения и меня. Я видел,
как тяжело было руководителям
колхозов и совхозов, а ругать их
язык не поворачивался. Много
недостатков было и во внедрении
новой угледобывающей техники.
Винить в этом только руководителей
шахт и разрезов тоже считал
неправомерным. Это не могло
отрицательно сказаться на моей
работе. Но и тогда я чувствовал
понимание редактора и его
заместителей. Помню, привез я
полосу по совхозу "Красный
забойщик", где был накоплен
положительный опыт. Ответственный
секретарь Михаил Давидсон
пригласил меня к себе, усадил рядом
и сделал замечание по ряду
организованных мною статей,
репортажу, предложил точнее
расставить акценты. Я учел эти
замечания, отчего полоса заиграла
новыми гранями. Да и Валерий
Никольский напутствовал и
успокаивал меня: "Не отчаивайся.
Опыт обязательно придет с
годами".

И этот опыт
приходил. Бывая в редакции на
"летучках", я становился
свидетелем того, как строго
спрашивали с каждого сотрудника
газеты, не считаясь с занимаемой
должностью, возрастом,
партийностью. Я делал для себя
необходимые выводы, как делали их и
другие собственные корреспонденты.
Мы встречались потом в номерах
гостиницы, где проживали,
обменивались мнениями и обсуждали
нашу работу. Тон задавал Леонид
Даниленко из Братска — он по праву
считался среди нас самым
плодовитым и охотно пишущим на
любые темы. Анатолий Тириков из
Усть-Орды, Иван Фетисов из Заларей,
Юрий Маяков из Зимы и я тоже
высказывались, говорили откровенно
о своих промахах. В то же время мы
сетовали на те "объективные"
условия, которые ограничивали нашу
деятельность. Особенно часто
возникал разговор о самодурстве
некоторых руководителей городов и
районов, о гнете цензуры, о том, что
в таких условиях журналист не может
высказать свою точку зрения на те
или иные политические,
экономические и общественные
события в нашей жизни. Это теперь
все стало открыто и свободно, это
сейчас можно ругать всех и вся,
вплоть до президента, а тогда
журналисты не могли, не имели права,
комментировать события, тем более
критиковать районное или областное
партийное руководство за их
просчеты и ошибки в работе. Мы и
представить себе не могли, что
пройдут годы и все изменится,
журналисты обретут свободу, а
цензура канет в Лету.

Я счастлив, что в
годы работы собственным
корреспондентом областной газеты
(а я им был в течение пяти лет) мне
приходилось видеть в деле многих
интересных и талантливых
журналистов, которые потом стали
известными писателями. В то время в
"Восточке" работала блестящая
плеяда молодых газетчиков: Юрий
Скоп, Вячеслав Шугаев, Евгений
Суворов… Забегали в редакцию
Александр Вампилов и Валентин
Распутин. Я смотрел на них как на
больших мастеров, литературный
талант которых мог сделать честь
любому печатному изданию. Я
искренне завидовал
востсибправдовцам, что они живут в
самом центре политических и
культурных событий. Это обогащало
их жизнь и делало ее
содержательной, полноценной, в
отличие от нас, периферийных
журналистов. Правда, когда я уже
работал редактором газеты
"Черемховский рабочий", к нам
приезжали литературные
знаменитости — Марк Сергеев,
Алексей Зверев, Геннадий Машкин,
Альберт Гурулев, Петр Реутский (с
которым я знаком почти 40 лет),
Владимир Скиф, Леонид Красовский и
другие. То были незабываемые дни,
которые остались в моей памяти на
всю жизнь.

"Восточка"
всегда была "зубастой"
газетой. Но критика все-таки имела
свои пределы. Цензура делала свое
дело. Одной из форм борьбы со злом в
те годы в газете видное место
занимал фельетон. Виктор Макавеев
(знаменитый Вик. Мак) был сильным
фельетонистом, материалы которого
украшали газету, делали ее
интересной, более читабельной.
Читатели (и это я хорошо помню)
интересовались в киосках
"Союзпечати": "Нет ли у вас
сегодня газеты с фельетоном Вик.
Мака". Конечно, с высоты
сегодняшнего дня, когда все
дозволено, когда отдельные
журналисты буквально режут
правду-матку, не стесняясь в
выражениях, иные их его фельетонов
кажутся легковесными. Но в то время
они были злободневными и бросали
вызов официальным властям,
подвергали критике недостатки
нашей общественной жизни, о которых
нельзя было говорить открыто.

Немало можно было
еще рассказать о коллективе
редакции газеты
"Восточно-Сибирская правда".
Но рамки газетной статьи
ограничивают меня в этом.

Чему я научился в
"Восточке?" Прежде всего
профессионализму, пусть не столь
высокому, свойственному лучшим
журналистам области,
требовательности к себе и
подчиненным, глубокому осознанию
своего предназначения (это не
громкие слова), т.е. служения
обществу, народу и конкретно
читателям, ответственности,
которая заставляет тебя крутиться,
как белка в колесе, "ради
нескольких строчек в газете", и
многому другому, без чего немыслима
настоящая журналистика, —
честности, справедливости,
правдивости, непримиримости к
недостаткам.

И в том, что спустя
годы мне за заслуги в области
печати было присвоено звание
"Заслуженный работник культуры
РСФСР", что я стал среди
журналистов области первым, кто был
награжден знаком "Отличник
Министерства угольной
промышленности" (за внедрение в
производство новой техники и новых
технологий угледобычи), а также
знаком "Отличник советской
милиции) (за более глубокое
освещение на страницах газеты
деятельности правоохранительных
органов), что газета
"Черемховский рабочий", где я
работал, награждалась многими
союзными, республиканскими,
областными премиями СЖ СССР, что я,
наконец, стал почетным гражданином
г. Черемхово, есть определенный
вклад и востсибправдовцев.

Я благодарен всем
журналистам "Восточки", кого
назвал и не назвал, за то, что они в
свое время дали хороший урок мне,
районщику, Я стал на многие вещи
смотреть иными глазами, хорошо
уяснил, что газетное слово — это
оружие и надо им пользоваться смело
и в то же время осторожно. Все уроки
востсибправдовцев пригодились мне
позже, когда я стал редактором
объединенной газеты
"Черемховский рабочий". Но это
уже совсем другая история.