Торговец идеями

Олег
ГУЛЕВСКИЙ, "Восточно-Сибирская
правда"

Когда упал
"Руслан" и специалисты
развинчивали все секунды полета,
пытаясь найти роковую, я отправился
к Игорю Ильину. Был уверен, что он
уже, как любит выражаться, загрузил
свое серое вещество и наверняка
пришел к каким-то выводам.

Комната у Игоря
похожа на берлогу. Аппаратура в три
этажа. Сам он едва проглядывается
сквозь сигаретный дым, которым
окутан, как индийскими
благовониями. Из этого облака
раздался негодующий рык, когда я, с
трудом умащиваясь на единственном
стуле, въехал локтем в какой-то
металлический хлам. Хлам оказался
лазерной установкой. Совсем
пустяковой по мощности, стригущей
стальной лист, как бумагу.
Естественно, ее соседство не
внушало мне благодушия.

Надо сказать,
лазеры — давняя слабость Игоря.
Какого только применения он им не
находил! Даже к рекламе пристроил.
Когда случилось 300-летие Иркутска,
он взялся эту цифру выстроить на
телевизионной вышке, на 150-метровой
высоте, покрыть специальной
краской и ночью подсвечивать
лазером.

Все соглашались —
красиво, но убежденно твердили:
неосуществимо. Огромный щит с
цифрами на такой высоте — это
смертоубийство. Навалится ветер и
сломает к чертовой матери вышку.
Или сорвет щит и на дома грохнет…
Страшно представить.

"Я его из такого
материала сделаю, что не сорвет и не
сломает", — посмеивался Ильин.
Его, конечно, допытывают: из
какого-такого материала? Он опять
отшучивается: "Секрет, мое
ноу-хау". Но секретов у нас не
любят, секретов боятся, и пришлось
Ильину отбросить свои шутки и
честно признаться: "Из женских
подвязок".

Как известно,
делали подвязки из широкой резинки.
Эти резинки и натянули на большой,
десять на десять метров, каркас.
Издали — цельное полотно с цифрой
300. И никакой ветер, даже ураганный,
ему не страшен — он проваливается в
щели, как монета в телефон-автомат.
Просто и изящно. Просто до того, что
и эмоций не вызывает. Как дыхание.
Дышим и дышим, чему тут изумляться.

Уверен, именно
простота губит идеи Игоря. Помню,
когда он рассказал мне способ
определения пола будущего ребенка
у беременной женщины, я отказался
верить. Пол нынче научились
распознавать с помощью
ультразвукового сканирования, но
уже на стадии сформировавшегося
плода, а тут — через две недели
после начала беременности. Это было
так же невероятно, как облетевшее
весь мир заявление американцев, что
термоядерную реакцию можно
осуществить в стакане воды.

Пока я корчился
между верой и неверием, Игорь
безмятежно попыхивал сигаретой и с
невозмутимостью старой цыганки
ставил мне диагноз:

— Ты живешь
натоптанными тропами. Это
нормально. Как смотрела советская
власть на изобретателя? Как на
врага общества. Кто-то придумал, как
точить деталь не за 9 часов, а за 9
минут. Кому от этого хорошо? Никому.
Рабочие недовольны — норму режешь,
начальство — покой нарушаешь. Чем
уникален социализм? Он создал
несколько ступеней защиты от умных
людей.

С социализмом у
Игоря давние счеты. Тот
проповедовал дешевое образование,
а Игорь — глубокую образованность.
"Все деньги уходили на
коллекционирование записей и
книги. Меня интересовало все: от
унитаза до ракеты". Этот метод
сформировал рациональное мышление,
но не принес диплома. А без диплома
его идеи попадали в положение людей
без гражданства. Если их не гнали в
шею, то до смерти томили в приемных.
Чтобы не задохнуться, он добавлял в
дыхательную смесь спасительный
фермент — иронию. "Что такое
коммунизм? Советская власть плюс
электрификация всей страны, когда
всем до лампочки".

Как-то он
предложил железнодорожникам
оригинального "часового",
обученного останавливать поезд,
если тот проскочит на красный свет.
"Часового" дружно отвергли,
словно он грозил остановить поезд
самого социализма. Это, конечно,
преувеличение, но кое-какие палки в
колеса Игорь совал, особенно в
начале шестидесятых.

Тогда отчаянно
боролись с западным влиянием:
одеждой, прическами и особенно
музыкой. Слушание джаза
приравнивалось к мелкому
хулиганству, а упражнения в
рок-н-ролле — к крупному. Игорь
проходил по двум статьям: деля
привязанность между трубой
Армстронга и голосом Синатры. Была
и третья: подпольное производство
пластинок.

Писали музыку на
"костях" — на рентгеновской
пленке. Была своя технология.

— Начинал с
обычных патефонных иголок.
Затачивал под 72 градуса и резал.
Потом усовершенствовал корундовый
резец. Ну а когда приспособил
алмазный, с подогревом, по качеству
мог соперничать с Апрелевским
заводом.

Первым на алмазе
он записал оркестр Олега
Лундстрема. У оркестра было
странное положение: он был
официально разрешен, но нелюбим
властями. Что-то вроде диковинного
зверя. Но "зверь", вопреки
отрядам укротителей, играл хороший
джаз. На его концерты в Иркутске
публика ломилась.

— Как ты его
записал? С микрофона?

— Шутишь. Кто бы
мне разрешил микрофон подсунуть. С
приемника пришлось. Был у меня
"Мир", лучшая по тем временам
техника, вот с него и писал
трансляцию. Из рук рвали.

— И за ценой не
стояли?

— Цена обычная:
рубль штука. Дороже не брал.

Это краеугольный
принцип Ильина: мозги денег стоят.
"Жить одними идеями — это не
совсем интересно, надо, чтобы идеи
приносили доход". Его всегда
приводил в восторг ответ Капицы по
поводу запрошенной им за работу
суммы в тысячу долларов: "За удар
молотка — 1 доллар, а за то, что знаю,
где ударить, — 999".

Игорь всегда
стремился знать. "Я все разбираю.
Мозги так устроены: куплю, разберу,
начинаю улучшать". В детстве к
его услугам была целая свалка
железа, которой командовал отец.
"Если начинать от Матфея, то я —
плод этой свалки. Увлечение радио
уж точно она дала. Там было столько
аппаратуры, что я, как алкоголик от
бутылки, не мог от нее
отвалиться".

Он любит
рассказывать историю под названием
"как я заработал первые бабки".
История и впрямь замечательная.
Случилась она в тех же
шестидесятых, что и джазовые
страсти. Факультетские клиники
мединститута приобрели
итальянский энцефалограф, редкий
по тем временам и весьма дорогой
прибор для фотографирования коры
головного мозга.

Прибор был
могучий, занимал полкомнаты.
Установив его, итальянцы показали,
куда что втыкать, где прикладывать
и откуда должна птичка вылететь, и
отбыли, не оставив ни чертежей, ни
описаний. Не положено: секрет фирмы.
Если что — вызывайте.

Служил
энцефалограф долго, но вечного, как
известно, нет, сломался. Местные
спецы попробовали — не по зубам.
Звать итальянцев? Расходы большие.
Тогда и посоветовал рентгенолог
Юра Яцевич: "Пригласите Ильина.
Если он не сумеет, тогда никто не
справится".

Ильин поразил
врачей дважды. Первый раз — назвав
размер платы за труды. Сумма была до
непристойности велика. Сначала
решили отказаться, но, прикинув, что
итальянцы обойдутся дороже,
согласились. После чего Игорь на
две недели перебрался жить в
больницу.

— Важно было
понять, как эта штука работает. Две
недели я искал принцип. А когда
нашел, отремонтировал за час.

Узнаете почерк?
"За удар молотка — 1 доллар, а за
то, что знаю, где ударить, — 999".
Кучу денег требовалось срочно
истратить. И он покупает у писателя
Константина Седых его "ЗИМ". А
что такое "ЗИМ" по тем
временам, когда "Москвич" был
мечтой идиота? Во всем городе их
было наперечет. Один — у Толи
Алетина, первого командира ТУ-104,
второй — тоже у кого-то из летунов,
третий — у митрополита и четвертый
— у Ильина. Это был вызов социализму
и святой идее равенства. Еще более
оскорбительный, когда Ильин, живя в
неблагоустроенном доме, ездил на
"ЗИМе" за водой на колонку.

Вот к этому
торговцу идеями оптом и в розницу я
и заглянул. Слышал, что брак с
капитализмом у него тоже не
заладился. Но, судя по обстановке,
он не бедствовал.

Когда я заикнулся
о "Руслане", с него моментально
слетела вся меланхолия.

— Болтают, что
диверсия, — сказал я.

— МИГовская
контора подложила бомбу СУХовской?
Глупости. Тут другое. Сложи-ка
вместе холодную, очень холодную
ночь, горючку и форсаж. Улавливаешь
связь?

Несколько минут
он наслаждался моими жалкими
мыслительными способностями,
ласково объявив: "В голове у тебя
большой бульдозер". После чего
изложил свою версию. В горючке была
вода, морозная ночь превратила ее в
ледяную взвесь, когда запустили
двигатели, эта взвесь стала
облепливать фильтры, при взлете на
форсаже ток горючего увеличился,
"ледоход" усилился, и ледяная
пробка забила фильтры, перекрыв
доступ горючего к двигателям.

Честно говоря,
версия меня разочаровала. Она была
слишком проста и понятна.

— Хочешь сложного?
— спросил Игорь, доставая из
холодильника какую-то банку. — Вот,
пожалуйста. Мое последнее ноу-хау,
спецпосол семги. Уверяю тебя,
весьма непростая штука.

Семга оказалась
удивительно вкусной.