С маузером в
руке, с верой в сердце

Они были первыми.
Без какого-либо опыта, без
специальных знаний (откуда им было
взяться?), но с обостренным чувством
справедливости и верой в будущее
страны вступали они в жестокие
схватки с бандами уголовников и
погромщиков. Кто они — первые
милиционеры, известные и
безымянные герои тех лет? Музей
областного УВД бережно хранит
архивные материалы о событиях
минувших времен. Полистаем
пожелтевшие страницы уголовных дел
и воспоминаний ветеранов, многих из
которых уже нет в живых.

Агент
уголовного розыска

В 1923 году
восемнадцатилетний Илья Жур по
путевке комсомола, был направлен на
оперативную работу в Иркутский
губернский уголовный розыск.
Сохранились его записки.

… Первым моим
учителем был агент уголовного
розыска Володя Сивохин — высокий,
белокурый, с голубыми, веселыми
глазами паренек двадцати двух лет
от роду. За три года работы в
розыске он научился многим
премудростям своего ремесла. Как-то
начальник отдела отправил нас на
охоту за "щипачами", которые
промышляли на рынке.

— Карманники —
народ хитрый и ловкий, — поучал меня
Володя, — действуют осторожно, но
смело. Ты читал что-нибудь о них? А я
читал.

Он достал
записную книжку и прочел мне
строчки из "Оливера Твиста"
Диккенса о том, как
профессиональный вор обучает
подростков своему искусству. "К
сюртуку подвешен колокольчик, и
если он зазвенит, значит, новичок не
сумел вытащить платок из кармана,
значит, он работает нечисто…"

— Вот, брат, как за
границей обучают воровскому делу.

Утром на
следующий день мы отправились на
рынок. Здесь шла бойкая торговля.

— Свежее молоко!
Покупайте, лучшего не найдете, —
кричала курносая деваха.

— Кедровые орехи!
Свежепросольный омуль! — зазывал
невысокий крепкий мужичок.

Обойдя ряды, мы
заметили долговязого человека,
одетого в полушубок с большим
разрезом сзади. Он спокойно курил
папиросу, с прищуром глядя по
сторонам.

— Наш клиент, —
определил Сивохин, — видишь, на
прицел берет.

И точно, бросив
окурок, тот не спеша подошел к
прилавку, где толпились люди, и как
бы случайно ударил по карману
солидного пожилого мужчину.

— Клюнуло, —
шепнул мне Володька. — Я подойду
ближе, а ты смотри в оба — сейчас
появится его напарник.

В это время левая
рука долговязого скользнула в
карман солидного, задержалась там
на секунду, а высунулась в разрезе
полушубка уже с кошельком. Его тут
же перехватил невесть откуда
вынырнувший невзрачный парень и
спокойно направился в сторону.
Настала моя очередь действовать.

Когда я привел
своего воришку в отделение милиции,
там уже были Володя и долговязый,
который шумел: "Я инвалид
гражданской войны, а меня в кутузку!
Смотри, у меня и карманов-то нет,
куда я кошелек положу, в рот,
что-ли?"

Карманов в его
полушубке действительно не было, но
значился он в картотеке как
вор-рецидивист Меленов по кличке
"Колька-левша".

* * *

Однажды мы с
Володей Сивохиным и еще двумя
ребятами из угрозыска пришли с
обыском в квартиру нэпмана, у
которого, по нашим сведениям,
хранились награбленные
уголовниками деньги и золото.

Хозяин —
упитанный, с рыжими усами тип,
встретил нас вежливо.

— Чем обязан
сотрудникам органов?

— Мы пришли, чтобы
изъять ценности, которые вы
спрятали в доме.

— Но у меня, кроме
самогона, других ценностей нет, —
слащаво улыбался нэпман.

Обыск квартиры
ничего не дал. "Полезем в
подполье", — вздохнул Сивохин, и
наметанным глазом заметил как по
упитанной физиономии хозяина вдруг
пробежала тень.

— Лезьте, хоть
грязь соберете.

Пришлось нам при
свете керосиновой лампы на
четвереньках разгребать картофель,
засыпанный в подвале. Пыль лезла в
нос, глаза, но Володька упрямо
продолжал поиски.

— Чувствую, врет
этот гад, — бормотал он, — не
понравилось ему, что сюда полезли.

Под руки ему
попались несколько морковин:
"Стоп, похоже, это метка!"

Мы быстрее
заработали руками и, наконец, со дна
подвала выцарапали небольшой
металлический ящичек. В нем лежали
около двух фунтов ювелирных
изделий, увесистый золотой слиток,
толстая пачка денег…

А погиб Володя,
преследуя с товарищами загнанную в
тайгу банду. Пытаясь скрыться,
бандиты оставили двух человек
прикрывать свой отход. В эту засаду
и попал Володя Сивохин, сраженный
пулей из винтовочного обреза.

Человек
из легенды

Точно
зачарованный, любуюсь красавицей
Леной. Река, освободившись от
ледяного плена, заметно раздалась в
плечах и игриво плещется в стенку
причала. А я слушаю неторопливый
рассказ одного из старейших
работников приленской милиции
Анисима Ивановича Карповича о
легендарном еще в двадцатые годы
заместителе начальника Качугского
райотдела по уголовному розыску
Иннокентии Краснове.

— Я же при нем
старшиной конного взвода служил.
Вместе разную сволочь ловили.
Весельчак Иннокентий был. Только
редко дома видели. Как вернется с
задания — в доме все ходуном… Две
белокурые дочурки — ему на шею. Он —
вприпляску, шпорами звенит,
соловьем свистит, заливается. Тося,
жена, смеется, радуется. Отчаянный
был. Жаль, убили его… — Карие глаза
моего собеседника потускнели,
задвигались белесые, мохнатые
брови.

— Иннокентий
Петрович он, а для меня все одно —
Кешка, душа-человек. Любовь к
лошадям ему, видно, от
отца-кавалериста передалась. С
хлебом как туго тогда было, а он
краюху разломит и Чубарому с
Капошкой отдаст. Два коня у него
было: один серый в яблоках Чубарый,
а второй каурый от бандита Капошки
достался, так и прозвали.

Горячее было
времечко. День и ночь в седле:
поздно ночью один конь принесет
Краснова в отдел, а утром ни свет ни
заря другой уносит. Изгородь,
канава ли — перелетит. Угнаться за
ним трудно. Как ветер носился он со
своими ребятами: то в Манзурку, то в
Верхоленск, то в Ангу. Бандитов
кругом было — всех мастей, больше
кулачье. Они свой отряд сколотили —
человек двести с винтовками,
пулеметами. Да куда им против
Краснова. Рука у Кешки твердая — и
рубил, и стрелял без промаха. На
полном скаку винтовку срывал и пули
в цель складывал.

Рисковый был.
Бандит с наганом в подполье, и
Краснов — за ним. Ему кричат: убьют!
Да разве слушал… Вся служба в
милиции тогда была опасной. Из-за
каждого дерева пуля стерегла. Одно
могу сказать: имя его страх на
врагов наводило, а нам помогало.

Случилось такое.
Звонят мне из Качуга: в Манзурке
бандиты дом с людьми гранатой
подорвали. Надо найти и задержать.

Схватил я маузер,
прыгнул в сани. А сам думаю: один
против пятерых. Легко сказать:
задержать. Уже к ночи подъехал к
деревне Шивкан. У одной избы
заметил — пар от лошадей идет.
Кажется, те, кого ищу, здесь. Задами
пробрался к дому и думаю: "Эх,
была ни была!"

Ударил маузером в
дверь, крикнул: "Я Иннокентий
Краснов! Дом окружен, выходи по
одному!" Для порядка стрельнул
пару раз.

В доме притихли.
Наконец, щелкнул засов. Вышел один,
бросил винтовку в снег, за ним
второй, третий, пятый. Стоят во
дворе ищут где же Краснов. А когда
поняли обман, давай материться.
Благо, к этому времени на выстрелы
подоспели члены партячейки да
мужики с дробовиками.

Карпович замолчал
надолго, а потом произнес:

— Тося-то, жена
Иннокентия, тут живет. Постарела, а
все прислушивается — не слышен ли
цокот копыт Чубарого. До сей поры
ждет его…

Конец
банды Пожидаева

С 1927 по 1966 годы
проработал в органах милиции
Григорий Осипович Бичевин. Был
начальником отделения уголовного
розыска Усть-Удинского районного
отдела, выезжал со специальными
заданиями в Тулун, Черемхово,
Нижнеудинск, Куйтун, Зиму.

Многие эпизоды
своей милицейской биографии он
описал в книге "Трудные годы",
которая вышла тиражом… в один
экземпляр.

Весной 1933 года на
территории Братского района
свирепствовала банда, которую
возглавлял офицер атамана Семенова
Пожидаев. Она насчитывала около 500
человек и контролировала небольшие
деревни. В мае бандиты, ворвавшись в
деревню Егорово, где был лесозавод,
расстреляли несколько коммунистов,
учителей, рабочих завода. В числе
убитых были участковый
уполномоченный Муратов и
уполномоченный ОГПУ Братского
района Вдовин.

5 мая на
Егоровский лесозавод прибыл отряд
из 50 человек, которым командовал
сотрудник ОГПУ Фоминых, а вскоре
еще один отряд из 35 красноармейцев
внутренних войск ОГПУ из Иркутска.
По нашим сведениям, бандиты
намеревались занять село
Верхнее-Суворово. За околицей этого
села мы и организовали засаду.
Ранним утром 11 мая цепочки бандитов
вышли из леса и направились к
забору, вдоль которого залегли наши
бойцы. Ударили три пулемета,
застучали винтовочные выстрелы.
Бой был коротким. Бандиты, потеряв
убитыми несколько десятков
человек, бежали, преследуемые
милиционерами.

Еще до обеда
сельская церковь была до предела
набита задержанными. Многие сами
приходили с повинной, понимая, что
дни бандитов сочтены. Однако ее
главари — бывшие семеновцы с
группой человек сорок — ушли в
глубь тайги по направлению к реке
Илим. Для их преследования были
сформированы несколько
оперативных групп, в одну из
которых вошел и я. Связь между ними
поддерживалась только через
посыльных-нарочных.

Мы метались от
деревни к деревне, просиживали ночи
в засадах, но безрезультатно, били,
что называется, по хвостам. Бандиты
забирали скот и провиант у
населения и снова скрывались в
глухомани.

Только в конце
июня красноармейским патрулям
удалось в перестрелке ранить
Пожидаева и задержать остатки
банды. Но и в этот раз троим
приближенным главаря — Полегаеву,
Егуменову и Свиридову — удалось
скрыться.

Больше недели
наша опергруппа шла по их следу.
Питались мы черемшой, рыбой и
сухарями, ночевали то в охотничьих
зимовьях, то под открытым небом,
переправлялись через реки на
плотах или в берестяных лодках. На
рассвете девятых суток наши
разведчики доложили: километрах в
двух они заметили балаган,
сделанный из лиственничной коры,
возле него тлеет костер, рядом три
стреноженные лошади.

Зная, что бандиты
хорошо вооружены, мы окружили
балаган, и, когда они выбрались
наружу, всех троих уложили
несколькими точными выстрелами, не
дав им воспользоваться карабинами.

Так банда
прекратила свое существование, а за
эту операцию я был приказом
начальника ОГПУ по
Восточно-Сибирскому краю награжден
двуствольным ружьем.

На
Угрюм-реке

Пароход,
отшлепывая лопастями колес,
скрипел за поворотом Витима,
оставив на берегу двух человек с
маленьким чемоданчиком. Уже
разошлись провожающие, а они все
еще смотрели на воды незнакомой
сибирской реки.

— Куда теперь,
Костя?

— Парень устало
снял картуз, легонько обнял подругу
и негромко, но твердо сказал:
"Здесь будем жить!"

— Давно это было, —
вспоминает Константин Иванович
Хоменко. — По душе пришелся мне этот
край. Понравилась и новая работа в
районном отделе милиции — сначала
рядовым, потом участковым, а там и в
уголовный розыск назначили. Вскоре
началась война.

Хоменко снова
закурил. Задумался о чем-то своем.
Может, вспомнил, как тогда, в сорок
третьем, он с оперативниками два
месяца гонялся по тайге и гольцам
за двумя матерыми бандитами. Как
обросшие, голодные и оборванные
вышли они к угрюмым берегам Витима,
конвоируя задержанных. Много этих
"как" всплывает в памяти.

— В те годы в тайге
развелось немало дезертиров,
бежавших с фронта, стала
просачиваться и контрабанда. — Ухо
держи востро.

…Этот китаец
появился на прииске "Весеннем"
незаметно. Улыбчивый, боязливый, он
торговал на базаре какими-то
корешками, семенами, овощами. Но
что-то в его поведении у Хоменко
вызывало беспокойство. Решил
присмотреть. Вроде, ничего
подозрительного — сидит перед
корзиной на корточках,
перекладывает пакетики. И вдруг к
нему наклоняется проходящий мимо
двухметровый детина, будто
рассматривает корешки. Хоменко
заметил, как китаец что-то
прошептал верзиле и тот быстро
удалился.

— Что в корзине? —
подойдя к торговцу, спросил
Константин и показал в ладони свое
удостоверение.

— Лука, начальник,
лука, — забормотал китаец. Сунул
руку в корзину, шуршит шелухой
луковиц. Только успел оперативник
заметить на донышке что-то темное.

— Это тоже лук?

— Лекарства. Нога
моя плохой.

Уже в отделении,
проверив его товар, нашли
спрятанные 28 тысяч рублей и три
килограмма опия.

— Хитрые были
жулики, но и мы не дремали, —
вспомнил другой случай Константин
Иванович.

Ночью примчался
посыльный, постучал в окошко.

— Срочно. В отдел
начальник вызывает.

В кабинете
начальника встречаюсь с Колей
Петровым — его тоже подняли с
постели. Оказывается, только что
поступили сведения о том, что с
приисков через Бодайбо на Большую
землю должен утром уйти золотонос.
Нам надо его перехватить.

В поселке
Артемовском на мараказ (рабочий
поезд на узкоколейке) взобрался
хилый, сгорбленный старик с
котомкой на плечах. Пройдя в угол
вагона, опустился на свободную
лавку, прикрыл глаза.

От Артема до
Бодайбо "вели" мы старичка, из
вида не выпускали, а брать решили,
когда он пересядет на пароход. И
вдруг перед самой посадкой старик
пропал. Скоро трап уберут, а его нет,
будто растворился в толпе. Сидим на
пристани. Злимся друг на друга.
Упустили… Как докладывать?

Проходят
последние пассажиры. Старика среди
них нет. И вдруг Колька толкает меня
локтем:

— Смотри! Туда
смотри!

К пирсу спешит
мужчина. От нашего знакомого
остались только приметные
добротные сапоги, настолько он
преобразился. Бороды нет, горб
исчез, одежда новая, кожаная сумка.

Встретились мы с
ним в его каюте. Узнал, кто мы,
помрачнел. Глаза злые, холодные.
Молча достал из сумки несколько
пачек денег, положил перед нами…

Давно это было, но
помню, как сейчас. 15 килограммов 254
грамма золотого песка было у него. А
засыпал он его в "патронташ", в
пояс, специально сшитый. Крепкий
оказался "старичок".

По
материалам архива подготовил
Аркадий КАЗАК, пресс-центр УВД.