2 часа и 10 минут с
Романом Карцевым

Хотя это полное
вранье: каких там 2 часа и 10 минут! 2
часа — это только время его
бенефиса в Иркутске и 10 минут — на
коротенькое интервью. А по сути… По
сути я знаю его всю свою
сознательную жизнь. Или хотя бы
часть ее, проведенную у телевизора.
Мы были молоды, было это 30 лет назад.
И была молода вся эта сегодня так
знаменитая троица — Карцев с
Ильченко и, конечно, Михаил
Жванецкий. Ох, как круто взлетела их
юмористическая звезда! Бросалась
любая работа при возгласе жены: иди
скорей, по телеку Карцев и Ильченко
выступают. Я не знаю тех, кто мог в
это время заниматься чем-либо
другим. (Впрочем, такие есть, и мне
их искренне жаль). Боже, я вижу их,
как сегодня, эту пару-тройку.
(Жванецкий в 60-е на сцене почти не
появлялся: ему многие вещи просто
запрещали читать). Многие, впрочем,
не знали Жванецкого, даже как
автора (наш звездный Аркадий
Райкин, насколько я помню, никогда
не называл имена авторов. Так и
ходила тирада: как сказал Райкин…)

Они посмели выйти
сами — Карцев и Ильченко. (У мэтра
Аркадия Исааковича в его театре
миниатюр они долго не продержались:
под Солнцем даже крупные предметы
плохо видны). Это было потрясающе —
их первые же миниатюры просто
валили людей на пол. Залы и студии
тряслись, как при землетрясении.
Люди смеяться уже были не в
состоянии — из глаз текли слезы. Мне
довелось их увидеть в Ленинграде, в
театре им. Кирова. Было страшно за
дворец: казалось, он не выдержит
гомерического хохота — обвалится. И
они были в ударе. Вот Ильченко в
напряженном недоумении уставился
на Карцева: (сцена "А вас?") — Он
что, был доцент? Тупой? И Карцев,
скороговоркой, заискивающе
всматриваясь ему в глаза: ну
засмейся же, это смешно, это фамилия
его была Авас. Он был грузин…
Буквально из ничего сделан такой
натюрморт! И все на мастерстве, на
разговоре — сюжета-то ведь просто
нет: авас да авас.

А потом — одна
лучше другой — пошли сцены и сценки
"На приеме у врача", "На
складе" (господи, да что это я все
пирамидон да пирамидон! Товарищч, а
у вас пиво есть… — Ильченко,
завскладом: "Есть, 8 сортов. Вам
какой?" Поймут ли сегодняшние
молодые, что тогда значило, попасть
на такой склад?). А картинки "На
ликеро-водочном заводе"? Я думал,
уж ее-то затерли по пластинкам. Ан
нет, сегодняшние мальчишки и
девчонки, слушая Карцева в
понедельник, 13-го, в музыкальном
театре Иркутска, тихо стонали в
экстазе, ловя каждое слово из "На
ликеро-водочном"… в исполнении
одного героя — Карцева. Увы, вот уже
скоро 10 лет, как Карцев "с одним
крылом". Нет партнера, нет опоры,
нет друга. Один.

А ведь они по
"генеалогии" не актеры и семьи
не актерские. Жванецкий был сменным
механиком в порту, Ильченко —
начальником отдела испытаний в
пароходстве, Карцев — механиком по
швейным машинкам. Что их
объединило? Патологическая тяга к
юмору? Конечно же, да. Сошлись
талантами? Наверное. Ну и, конечно
же, Одесса. Она-то, может, в самой
большей степени.

Потом пошли целые
программы, моноспектакли. Их
полюбили. Их узнавали на улице, в
метро. Они стали "выездными".
До "этого" им многое запрещали.
Запрещали в Киеве — они показывали
в Ленинграде. "Накрывали" в
Ленинграде — прорывались в Калуге.
Они стали "штатными"
выступальщиками на дачах ЦК, у
Брежнева, на приемах в Кремле.
(Успеха, впрочем, не имели). Карцев и
в кино успел сняться — в
"Собачьем сердце" в роли
Швондера. (Случайная, пожалуй,
работа — так сейчас он считает: "Я
эстрадник, кино не для меня").

Очень любит то
время Карцев, очень… И грустит, и
жалеет о прошедшем. ("Мы были
молоды и красивы. И мы читали
хорошие, смешные вещи. Сейчас то,
что делает Петросян в своей
"Смехопанораме", — профанация
юмора. Снимает сливки с прошлых
лет").

Его почти не
приглашают на московские
"тусовки" — тут Миша Жванецкий
уже давно сам место забил. Но… нет
худа без добра — полюбил Сибирь.
Больше полутора лет назад был в
турне по многим городам Сибири,
остался доволен. Сейчас — с
бенефисом — повторяет. В
бесконечной благодарности к
иркутянам: счастлив и рад видеть,
как его принимают. Сердечно и
искреннее. Не ленятся хлопать в
ладоши. И не разговаривают во время
спектакля по сотовому: тут другая
публика.

Да, он многое
повторил и на этот раз. Но… у него
свой репертуар, он из новомодных
авторов не читает ничего. Только
Миша — автор, да кое-где он сам,
Роман Андреевич. Самое сильное, чем
держится, — это Одесса. Колорит,
люди, быт, разговор. Хотя и Одесса
уже не та… И люди не те, и юмор, и
разговор. Что-то осталось, но что-то
безвозвратно ушло. Ностальгическая
Одесса, ностальгический юмор. Жаль,
но, похоже, с ним это может уйти
навсегда.

Ему скоро будет 60,
и он хорошо сохранился. Делает
зарядку, любит плавание и бег,
ходьбу. Он почти без перерыва
держал нас, публику, в двухчасовом
напряге — прыгал, скакал, кружился
на сцене. Изобразил при этом сотню
героев и почти не устал. Или так
казалось.

После концерта
зашел к нему в гримерную — попросил
автограф для газеты. Хотел
настроиться на большое интервью,
как вдруг в комнату, возбужденные,
голоногие, вбежали девочки с теле и
радио. Понял, что будут спрашивать
про собаку и машину, про то, что
делать, если у человека нет чувства
юмора." Я тихо удалился. На
прощанье пожал большому артисту
руку и попросил: приезжайте еще. И
он вроде обещал — на свое 60-летие.