Поморин как
средство нанесения душевной травмы

От
редакции. Уважаемые друзья!

Две недели
назад наш юморо-сатирический
выпуск субботнего номера
"Грустное и смешное рядом"
начал рубрику "Байки за
околицей". Не успели мы
опубликовать первый опус баек,
естественно, на темы деревни
(околица) как тут же к инициативе
опубликования крепко прицепились
горожане. Смысл претензий таков: а
мы чем хуже, у нас что, городских
историй нету? Пришлось уступить —
обиды-то справедливые. Так что
давай, уважаемый читатель-писатель
баек, шпарь, что у тебя в памяти и
отправляй нам по почте. Несмотря на
прописку — городскую, поселковую и
прочую самую глухожанную. Но с
пометкой шли же "байки за
околицей" в субботний номер.

А мы
предлагаем очередную.

Еду, значит, я в
автобусе на работу. Молодой — не
молодой, для кого как. Уже не
тридцать, но еще и не пятьдесят.
Темень, зима, холодно. И тоска — ведь
на работу еду, а не с нее. А тут еще
морду щиплет почему-то, побрился,
видно, неудачно. Не "жиллетом",
а мурой использованной какой-то,
черт-те где я это лезвие откопал. Ну,
в общем, еду, скорее кислый, чем
веселый. И вдруг — эта девушка с
задней площадки. Зырк на меня, чуть
отвернется — и улыбка на все свое
широкоскулое, молодое (тут уж без
ошибок) лицо. Опять посмотрит зырк
глазками — и отводит. И снова улыбка
на все 32 зуба.

Ну, я приосанился.
Эге, думаю о себе, Николаич, а ты еще
зря так на себя рукой махнул. Еще
девушки на тебя заглядываются с
задней площадки. Еще можешь,
выходит, когда захочешь. Хотя в
таком деле, как стрельба глазами,
промах опасен. Тут влипнуть — пара
пустяков. Да, присматриваюсь — да
все вроде натурально! Улыбка-то у
нее — куда вашей Джоконде с Моной
Лизой! Застенчивая девочка, по
всему видать, но глаза-то как сияют!
Я выпрямился на своем заднем
сиденье, спинжачок одернул,
галстучек взбодрил, куртку
вальяжно подправил; куртка у меня —
блеск: на "шанхайке" такую не
купишь. Ну да ладно, не об куртке
речь. Тут чувства. Из тех, что в
литературе называют внезапно
пробудившимися.

Любовь с первого
взгляда? А почему нет! Это только
моя дражайшая Веруня полагает, что
из жалости меня на себе женила. А
вот это мы как раз сейчас и
посмотрим. И утрем Веруньке носик. А
получится — и рога наставим, чем
черт не шутит.

А моя Дездемона с
задней площадки хороша, ей-богу. Ну
что она во мне такого нашла? Зырк —
отвернулась — улыбка. Зырк — улыбка.
Я, честно говоря, вспотел весь с
испугу: такую красулю поймать с
первого захода?! Даже ноги оттаяли в
теплых ботинках. Ну ладно, забудем
про ботинки, делать-то что? Ведь
счас подъедет к своей остановке,
выпорхнет — и нет моей жар-птицы. И
останешься ты, как тот Иван-дурак из
сказки, с носом.

Так и есть,
е-ка-лэ-мэ-нэ! Стрельнула она в меня
последний раз своими глазками,
ресничками взмахнула, улыбнулась
на прощанье и выпорхнула на
остановке из автобуса. А я, как
судак замороженный, остался сидеть.
Ну уж нет! Рванулся я к выходу,
створки дверей разодрал в разные
стороны и уже на ходу выпал из
автобуса. Шапку поднял, отряхнул,
смотрю — шагает мое солнышко
впереди, каблучками сапожек
"цок-цок-цок". Сердце у меня
забилось, как птица в клетке робко,
шожками, догоняю ее, ищу первые
слова…

— Девушка, говорю,
постойте, не убегайте, нам
поговорить надо…

— Это о чем же? —
обернулась, остановилась. И при
этом в кулачок прыскнет. А кулачок
маленький, нежный, розовый весь.
Замерзла, голубушка ты моя. Ничего,
я тебя отогрею…

— Так что вы мне
хотите сказать? — спрашивает.

— Вы верите в
любовь с первого взгляда?

— С первого? Ну как
вам сказать… Наверное, бывает и
такое.

— Еще как бывает! —
кричу ей на морозном ветру. У нас с
вами, наверное, аналогичный случай.

— У нас с вами?
Откуда такие выводы?

— Ну как откуда? —
опешил я. А ваши взгляды?
Недвусмысленные. В автобусе с
задней площадки.

И тут девушка как
стала хохотать. Заливисто и смачно.
Даже остановился кое-кто из
любопытных: в такой мороз — и такой
хохот. И я пень пнем: что смешного в
любви с первого взгляда? Ну пусть не
любви, (не надо сразу громких слов),
но проявление ее признаков налицо.

— Даже не налицо, а
на лице, — сказал я ей. — Вы так на
меня смотрели в автобусе.

— Ах это! — Ну, еще
бы не смотреть! Вы в цирке
работаете? Клоуном?

— Почему вдруг в
цирке, — не понял я, — я в заготсырье
работаю. Между прочим,
сельхозинститут окончил, жду,
следовательно, повышения. Если б не
начальник-дурак, уже был бы…

— А я думала,
клоуном, — опять расхохоталась она.
— Нате вам зеркальце.

Глянул я в
протянутое мне зеркальце и чуть не
обмер. Клоун и есть — от носа к щекам
и почти до уха морда моя белым
чем-то намазана-перемазана. Что за
черт! Схватил платок из кармана,
туда, сюда — не стирается! Снега
зачерпнул, по лицу провел — щиплет,
аж плакать хочется. Да что же за
напасть! Это ж надо — и в такой
ответственный момент. Лизнул эту
краску — соленая и едкая, на вкус.
Что такое?

И тут наконец
дошло. Елки-палки… Неужто чертов
горсвет так подставил меня перед
любимой женщиной. Как раз утром,
когда я собрался бриться, свет
вырубили. В ванне -_ темень, хоть
глаз коли. Ну, вода горячая есть,
кое-как намылился, побрился
станком, смыл пену… Нащупал тюбик
крема, выдавил на щеки, размазал…
Да не крем, видно, размазал —
поморин болгарский. Зубную пасту,
то есть. Вот где потеха зарыта!
Спутал я тюбики! Вот оно что
щипало-то. И ехал в автобусе
клоун-клоуном, мама родная, и не
сказал никто. Стеснялись, видно,
пассажиры на мою странную морду
смотреть. Н-да-а…

Ну, горсвет,
погоди! А тебе как за моральный
ущерб-таки вкину! Ведь ушла
девушка-то, пока я поморин оттирал.
И с тех пор невзлюбил я почему-то не
только горсвет, но и страну
Болгарию. Чтоб ей солнечно было…
Хотя она-то причем?

Вот такая история:
люди дорогие. Доподлинная из
доподлинных. А вы говорите — байки.
Как вспомню, так до сих пор слезы
капают.

Владимир
Николаевич Семиков, потерпевший.