Пастырь добрый и учитель премудрый
Пастырь добрый и
учитель премудрый
Константин
ЖИТОВ, "Восточно-Сибирская
правда"
В эти дни село
Анга Качугского района стало
местом подлинного паломничества.
Гости со всех волостей спешат сюда,
чтобы поклониться земле, где ровно
200 лет назад родился великий сын
России, будущий епископ Камчатский,
Алеутский и Курильский, апостол
Сибири и Америки, а затем
митрополит Московский Иннокентий
Вениаминов.
Нынешний год
объявлен ЮНЕСКО годом святителя
Иннокентия. И сейчас во всем мире
воздаются почести выходцу из наших
краев — и как талантливому
просветителю, и как крупному
ученому, избранному в свое время
членом Императорской академии
наук, и как выдающемуся
православному миссионеру.
Учитывая
уникальные заслуги этого
необыкновенного пастыря в
распространении Христовой веры
среди народов Севера, Священный
синод Русской православной церкви
без малого двадцать лет назад, 6
октября 1977 года, принял следующее
решение: "Приснопамятного
митрополита Иннокентия, Святителя
Московского и Коломенского,
апостола Америки и Сибири, признать
в лике святых".
Обращенная к нему
в сей день молитва начинается с
таких проникновенных слов: "О
пастырь добрый и учитель премудрый,
к тебе, как дети к отцу, прибегаем и
молимся, поминая твою любовь к
людям". Скоро она прозвучит
снова, и с особой теплотой, уверен,
прочитают ее священники Иркутской
епархии, где молодой Иннокентий
Вениаминов, носивший, впрочем, в
миру совсем другое имя — Иван Попов,
был рукоположен во диаконы
Благовещенской церкви. Новую
фамилию ему, кстати, дали позже в
честь епископа Иркутского
Вениамина (Багрянского) в качестве
своеобразного поощрения за
успешную учебу и примерное
поведения в духовной семинарии.
В семинарию Иван
Попов, по собственному признанию,
попал не сразу, а уже в возрасте
девяти с половиной лет, "после
нескольких попыток матери моей
определить меня на место моего отца
пономарем". Родитель, Евсевий
Попов, служивший долгие годы
пономарем церкви во имя святого
пророка Илии (была такая в Анге, да
не сохранилась), умер рано, когда
сыну не исполнилось и пяти лет.
Заботу о
воспитании мальчика, вместе с
которым осиротели еще трое детей,
взял на себя дядя, диакон того же
прихода Димитрий Попов,
переехавший после кончины своей
супруги в Иркутск и принявший
постриг с именем Давид. Он, видимо,
обратил внимание, что племянник
тянулся к грамоте, к имеющимся дома
церковным книгам, хотя читать пока
не умел. Четырех лет на пятом он
начал учиться грамоте и не у
кого-либо другого, а у своего отца,
который, будучи болен, почти всегда
лежал в постели.
Иннокентию
Вениаминову при всем желании не
откажешь в глубокой скромности, в
чем у нас будет возможность не раз
убедиться далее. Однако нельзя не
отметить необычайную способность
юного отрока из Анги, наделенного
от природы большим и светлым умом, к
различным наукам. Не пробовавший,
как вспоминал потом, чистого без
мякины хлеба, носивший даже по
праздникам домотканый
крестьянский зипун и самодельную
обувь — "чарки", он отличался
от сверстников по семинарии
прекрасными познаниями в
грамматике, поэзии, риторике,
истории, философии и богословии.
Товарищей по
"бурсе" удивляла и его
склонность к механике,
унаследованная от дяди, одинаково
хорошо владевшего токарным и
слесарным искусством, а также
плотничьим ремеслом. Однажды они
увидели за печкой в комнате, где
поселился Иван, водяные часы.
Оказалось, юный мастер сделал их
всего лишь с помощью ножа и шила из
самых простых материалов. Роль
циферблата выполняла бумага, а
стрелки — лучина. Налитая в
берестяной туесок вода капала в
прикрепленную к нему жестянку, и
каждый час колокольчик ударял по
одному разу. Вскоре водяные часы
сменили солнечные. А когда
ссыльнопоселенцу по имени Клим
епархия доверила выполнить важный
заказ — устроить башенные часы на
соборной колокольне, — для будущих
священников не было новостью, что
последний напарником к себе взял их
товарища-семинариста.
Пролетели годы
учебы, и Ивану пришлось забыть об
этих увлечениях молодости. Ремесла
пригодятся ему потом, по приезде на
Аляску, а пока надо было
приниматься за свои прямые
обязанности. После женитьбы на
Екатерине, дочери священника
Благовещенского храма, 13 мая 1817
года он был рукоположен во диаконы
той же церкви, а по истечении
четырех лет — во иерея.
И тут, на новой
должности, неуемная энергия
молодого священника быстро дала о
себе знать. Ему было мало
благоговейно справлять церковные
службы, он берется за невиданное
для города и вообще сибирских
приходов дело — обучение детей
непосредственно при церкви. По
воскресным дням отец Иоанн
(Иннокентием, в честь первого
иркутского епископа, его назовут
позже, когда он сам возглавит
епархию в отдаленных пределах
России) приглашает детей и обучает
их основам христианской жизни и
молитвы. Только после таких
душеполезных бесед, слушателями
коих невольно становились и
родители, начиналась божественная
литургия. Столь равностное
пастырское служение, естественно,
снискало батюшке всеобщее
признание и любовь.
Неизвестно, как бы
сложилась потом судьба начинающего
духовника, если бы в 1823 году
иркутский епископ Михаил (Бурдуков)
не получил синодальный указ,
которым предписывалось послать
священника в колонию
Российско-Американской компании на
остров Уналашка. Отправиться в
неблизкий путь, навстречу суровым
испытаниям, вызвался отец Иоанн
Вениаминов.
Вызвался, правда,
не сразу, а после мучительных
раздумий, видя, что добровольцев не
находится, что не дал результата и
брошенный жребий. Тот, кому он
выпал, предпочел тянуть отнюдь не
легкую, солдатскую лямку. Как же
решился молодой (ему не было в ту
пору и двадцати шести лет)
священник на столь отважный шаг?
Вот мнение самого батюшки,
высказанное им позже в письме к
графу Н.А. Протасову: "Считаю
обязанным всегда, везде пред всеми
исповедывать, что желание ехать в
Америку было совершенно не мое, но
Господь по великой милости Своей
дал его мне. Когда по просьбе
Американской компании было
предписано от Святейшего синода
Иркутскому Преосвященному избрать
священника на Уналашку…
спрашивали и меня, но я так, как и
все, отрекся. После того некто из
соотечественников наших — Крюков,
проживший на Уналашке сорок лет,
прибыл в Иркутск и, остановясь на
моем приходе, познакомился со мною
очень коротко. Он много рассказывал
мне хорошего о тамошнем крае и
убеждал меня ехать туда, но ничто и
никакие выгоды не прельщали меня…
я был глух. Наконец, этот же самый
Крюков, будучи у Преосвященного
Михаила, где случилось и мне быть,
между прочим сказал: "Ах, Ваше
Преосвященство! Вы не поверите, как
алеуты усердны в вере. Несмотря ни
на что — ни на мороз, ни на снег, —
они с охотою и усердием идут к
заутрене в часовню, которая
состроена из досок и не имеет печки,
и стоят иногда даже и босые, не
переступая с ноги на ногу до тех
пор, пока читают заутреню". Эти
самые слова как стрелою уязвили мое
сердце, и я загорелся желанием
ехать в Америку. И благодарю
Господа и молю Его, дабы Он сподобил
еще ехать туда и дал мне силы
послужить Ему в преподобии и правде
во все дни живота моего!"
Неожиданное
согласие отца Иоанна отправиться в
незнакомую сторону привело
епископа, по воспоминаниям
современников, в недоумение: ему и
не хотелось отпускать даровитого
священника, и нельзя было не
выполнить указ синода. Для самого
же отца Иоанна принятое решение
явилось свидетельством действия
силы Божией в жизни человека.
"Пусть мой пример, — писал он, —
будет новым доказательством той
истины, что от Господа исправляются
человеку пути его и что все мы,
служители Церкви Его, не что иное,
как орудие в руках Его. Ему было
угодно назначить мне поприще
служения в Америке, — и это
исполнилось, несмотря на
сопротивление воли моей".
В первых числах
мая 1823 года отец Иоанн с семьей —
супругой и годовалым сыном (к ним
присоединились мать жены и его
родной брат) покинули губернский
город и отправились в далекую
многотрудную дорогу. По пути
завернули в родное село. В Анге
молодой священник встретился с
матерью, другим братом и сестрой,
отслужил молебен о путешествующих
и, погрузившись в Качуге на
небольшое суденышко, отплыл вниз по
Лене до Якутска. Отсюда предстояло
пересечь горы Аянского хребта,
преодолеть конными и пешими тысячи
верст, чтобы достичь побережья
Охотского моря. Вот и Охотск, откуда
70 лет назад отбыли на Аляску первые
русские миссионеры — иноки
знаменитого Валаамского монастыря.
Отца Иоанна со спутниками опять
ждет плавание, но уже не по
спокойной речной воде, а по пучинам
великого океана, несправедливо
окрещенного Тихим. 30 августа
корабль "Константин" берет
курс на Курильские острова и спустя
почти два месяца, 20 октября, миновав
массу невзгод и опасностей,
причаливает в порту
Новоархангельск, тогдашней столице
Русской Америки. Здесь дожидаются
навигации и летом следующего года
добираются наконец до пункта
назначения — острова Уналашки, едва
ли не крупнейшего в Алеутской
гряде, тянущегося в длину на 150, а в
ширину — на 50 верст.
Иоанн Вениаминов
с семейством обосновывается в
старинном русском селе Никольском.
Сначала живут в полуземлянке, но
скоро справляют новоселье в
бревенчатом доме, собственноручно
срубленном священником. Вот где
пригодилось ему плотницкое
искусство, которому обучился
будучи семинаристом у дяди! Дом он
успевает строить в свободное от
службы время, потому что, едва сойдя
на берег, с головой окунается в
миссионерскую деятельность — несет
людям свет православной веры,
причащает местных жителей. Словно
сам Иисус Христос посетил
заброшенный в океане остров, куда
лишь раз приходило судно с Большой
земли, и доставил сюда Пищу
нетленную, даруя людям Источник
жизни вечной через Святую
Евхаристию.
Замечательный
русский археограф Иван Барсуков,
издавший творения митрополита в
трех книгах и сочинение о его
подвижнической деятельности на
ниве православия и отечественной
науки, говоря об этом периоде жизни
святителя, отмечает, что "его
сердце радовалось и услаждалось
при виде того, с каким вниманием
слушали они (алеуты) проповедь
евангельскую, не сводя глаз с
молодого проповедника. Усердие их
простиралось до того, что некоторые
из них, совершенно не зная по-русски
ни слова, почти целый день сидели и
перелистывали, как будто читая,
Псалтирь славянскую или Четия
Минеи. А когда они увидели на своем
языке Катехизис, переведенный
отцом Иоанном, то даже старики
начали учиться грамоте, чтобы
читать на своем родном языке…"
В непрестанных
делах и заботах прошли первые
четыре года жизни и служения отца
Иоанна на Уналашке. За этот период
была посажена первая и
единственная на всем совершенно
безлесном архипелаге роща
деревьев, построены деревянная
церковь с колокольней и десять
деревянных домов, училище на 22
ученика, больница, воспитательный
дом для сирот алеутов и креолов. А
еще разработана первая алеутская
граматика с алеутско-русским
словарем, создана, к радости
островитян, алеутская
письменность, на алеутский язык
переведены Евангелие от Матфея и
частично — от Луки, деяния святых
апостолов, краткий Катехизис,
священная история, составлены
некоторые поучения. А вскоре увидел
свет один из самых ярких трудов
пастыря, написанный на
алеутско-лисьевском языке —
"Указание пути в Царствие
Небесное", не утративший
значения до сего дня; не зря он
выдержал множество десятков
изданий на разных языках народов
мира. Одного этого хватило бы,
пожалуй, другому человеку на
несколько жизней.
Предметом
пристального внимания и
исследования отца Иоанна на
Уналашке становятся география,
климатические условия, характер,
нравы, язык, верования, песни и
легенды обитающих здесь
народностей, антропология,
промыслы. Собирая эти и другие
наблюдения во время своего
путешествия, он проводит
кропотливую обработку и
систематизацию полученных данных,
подготавливает отчеты для
Императорской академии наук. В июне
1839 года его уже встречают в
Петербурге, а затем и в Москве, где
большой интерес и одобрение у
членов Священного синода и
императорской семьи вызывает
изложенное миссионером
"Обозрение Православной Церкви в
российских поселениях в Америке и
об улучшении состояния оной".
Отец Иоанн
намеревается ехать в Иркутск, где
начинал свое церковное служение и
где его ждет семейство. Но в
Петербург приходит печальная весть
о кончине супруги, и волею Божиею
священник принимает монашеский
постриг с именем Иннокентий, а с ним
— назначение епископом Камчатским,
Алеутским и Курильским. И снова он
простирает свой святительский
омофор, теперь еще и над азиатскими
народностями — коряками, чукчами,
тунгусами, якутами, которые,
подобно алеутам, расположены к
слушанию слова Божия и принятию
православной веры. В этот момент у
владыки созревает план
присоединения к епархии Якутии,
поскольку эта огромная территория
России в большей своей части
находилась без церковного
окормления.
В 1850 году
святитель Иннокентий возводится в
сан архиепископа и основное время
проводит в Сибири, избрав местом
жительства Якутск, куда
переводятся епархиальное
управление и духовная семинария. Но
сидеть на месте ему не приходится,
ведь в епархии насчитывается 22
церкви и два походных храма,
разбросанных чуть ли не по всему
свету: восемь — в Америке, четыре —
на Камчатке и семь — в Азии. Кроме
того, строятся две новые церкви,
получено благословение Святейшего
синода на строительство еще
четырех церквей.
Так в
непрестанных хлопотах
архиепископа и застает сообщение о
возведении его на кафедру
митрополита Московского и
Коломенского. Перебравшись в 1869
году в столицу, Иннокентий
Вениаминов и там продолжает
следить за делами на восточных
окраинах России, в основанной им
епархии. Не случайно чуть ли не
главнейшей общецерковной и
государственной заботой он считает
создание Православного
миссионерского общества, которое
бы обеспечивало нужды действующих
и вновь открывающихся православных
миссий, находящейся там паствы.
Высочайшим указом такое общество
вскоре учреждается, и на
организационном собрании
председателем избирается
Иннокентий Вениаминов. На посту
митрополита и председателя
Православного миссионерского
общества его и настигает в 1879 году
смерть.Согласно духовному
завещанию, великого архипастыря,
называемого при жизни апостолом
Америки и Сибири, хоронят в
Троице-Сергиевой Лавре, где и
сейчас покоятся его мощи.
Много воды утекло
с тех пор. Аляска давно перешла под
протекторат Соединенных Штатов, и
ничто не напоминает там о былой
российской государственности.
Ничто, кроме пятидесяти
православных храмов, более ста
православных общин алеутов,
эскимосов и индейцев, ничто, кроме
уроков русской истории в местных
школах, ничто, кроме светлой памяти
о великих деяниях нашего земляка,
уроженца села Анги. Пастырь добрый
и учитель премудрый, он всей своей
жизнью доказал старую истину: не в
силе Бог, а в правде, в любви и
милосердии.