На другом снимке – сюжет совсем иной. Весёлые молодые люди в разно­цветных национальных одеждах. Фестиваль советской и монгольской молодёжи. На переднем плане – космонавты Джанибеков, Гуррагча, на заднем – серебристый от лёгкой волны Байкал. Потом ещё фото, ещё… Фестиваль в Болгарии, встреча с кубинской делегацией. У всех смеющиеся лица. Она же смотрит в объектив строго, внимательно, будто говоря взглядом: всё это хорошо, да не это главное…

Впрочем, может, это всё мои домыслы? Может, «суровость» взгляда тут ни при чём, а, наоборот, она довольна, что в свои тридцать успела и мир повидать, и себя показать. Впрочем, зачем гадать? Я задал ей другой вопрос. Смысл его был таков. Живёт человек на земле, на своём месте, где родился и вырос, где окончил школу, где пошёл впервые на работу. Но вот выехал, как говорится, «за пределы». Увидел, как ярок мир вокруг него. А в родном селе… Нет ни красивых зданий, ни улиц и площадей. Нет… в общем, не будем перечислять того, чего нет. Гораздо проще сказать о том, что есть. А есть малопривлекательные улочки родного села, есть речка Кахинка, довольно неказистая на вид.

Вопрос, правда, был мой короче, но смыл и интонацию я, как мне кажется, изложил Полине достаточно ясно. Она посмотрела на меня очень внимательно и, медленно подбирая слова, стала отвечать…

– Наверное, это правда – не блещет наше село особой красотой… особенно если со стороны смотреть. Но я возвращаюсь домой всегда с великой радостью, с нетерпением, откуда бы ни приехала (а ездить, честно говоря, приходится много). Село, говорите, неказисто на вид… А вы присмотритесь. Вот речка Каха… Да такой другой просто нет на свете. И село, если выйти вон на тот дальний косогор, видите, с мощной лиственницей на вершине, да посмотреть оттуда – дух захватит. И потом, здесь каждая травинка знаешь кем выращена, каждый столбик – кем вкопан, каждый дом…

Наверное, перед каждым в жизни рано или поздно возникает некий «перевал», через который нужно пройти, преодолеть его. С вершины можно оглянуться назад, увидеть, что ты идёшь верно, не петляешь, не делаешь лишних поворотов. Полина уже в шестнадцать знала, что ей надо, где её перевал.

Да, по стопам матери. Да, в духе своего отца, пахаря, работника земли милостью божьей. Как ни банален, как ни вечен этот вопрос «отцы и дети», но их взаимоотношения и решают в конце концов, кому кем быть. И – каким быть…

– И всё же, почему именно дояркой, Полина?

– Всё очень просто. Заболела мама, почувствовала, что больше «не потянет». Коров своих никому не хотела отдавать. А меня они уже знали…

Её секреты. Так бы я назвал эту главу, если бы… они были. Было такое обстоятельство – ушла Полина в декретный отпуск, и её группу отдали другой доярке. И надоила та почти на тысячу килограммов меньше. А ведь тоже была не новичком в деле. Даже злилась потихоньку, не то на себя, не то на строптивых коров, которых она привечала раньше и сейчас не обижала. Но факт остаётся фактом: «зажилили» коровёнки тысячу. Без отдачи.

Если считать сам процесс дойки существенным фактором в прибавке молока (а так оно и есть), то вот её секреты. Полина старается ни на минуту не задерживаться с дойкой, начинает её по часам. Додаивает после аппарата обязательно руками. Внимательно следит за режимом, за наличием вакуума в системе, иначе молоко всё равно останется у коровы. И самое важное, считает она, – это раздоить новотельных. Всех отелившихся коров надо раздаивать руками, хотя бы десять–пятнадцать дней. «Психологический подход»…

…Бывало, соберутся под вечер девчата и те, что постарше, посидеть, посудачить. Кое-кому уж на пенсию идти… Руки отяжелевшие, с выпуклыми ручейками вен, ждут покоя, а сердце его не хочет… Подсчитывают, сколько же это они рек молочных наполнили? Вспоминают с грустью работу вот этими самыми руками, когда не было ни доильных установок, ни механического навозоудаления. С тревогой и с надеждой взирают старые на молодых. Теплеет взгляд, который останавливают на Полине: это – наша плоть, наша косточка.

Почему же все Полинины коровы недодали другой доярке целую тысячу? Они у неё с норовом – не «поговоришь», к примеру, с Касаткой, не назовёшь её соответствующим именем – считай, пол-литра недодаст. Молча не погладишь Ласточку по «крылышкам», не подсунешь ей втихомолку (чтоб другие не увидали) корочку хлеба – и литр потеряешь, не прикрикнешь нарочито строго (чтоб всерьёз не обиделась) на баловницу Милку – можешь и больше недосчитаться. И так – с каждой. Приспосабливается к «коллективу»… И те встречают её не только добрым мычанием – полноценными сотнями килограммов идёт отдача за ласку, за заботу, за приветы.

Конечно, это не всё. Хотя очень и очень многое, подчеркнём.

– Что сейчас не работать? – рассуждает Полина. – Кормами обеспечены полностью, на ферме всё, что можно и нужно было, механизировано, в районе проявляется такая забота о животноводах. Вот ферма новая скоро вырастет рядом со старой. Да не ферма – современный комплекс, где всё будет «на высшем уровне».

…Здесь я позволю себе прервать Полину. Я был в гостях у её мамы Агафьи Савельевны. Не знала она, что нагрянем к ней впятером. Да не растерялась. Выставила на стол сметану, сливки, варенье из лесных ягод, масло, пахучее, светло-жёлтое, такого же янтарного отлива мёд. Хлеб – свежий, хрустящий на зубах, – тоже своей выпечки. Соль да сахар – это всё, что она приобрела в магазине, да разве чай ещё.

– Нажимайте, в городе, небось, такого не видывали, – добродушно подтрунивала хозяйка над нашей растерянностью при виде этого великолепия, – здесь всё натуральное.

Я видел руки, которыми она проворно вынула тяжеленный горшок с дымящейся картошкой из печи. Сколько же, подумалось, сделано ими, чтобы, работая на ферме, держать и своё хозяйство в порядке, чтобы дети были сыты-обуты, чтобы ни в чём не знали недостатка.

– Депутат Верховного Совета… Я знаю Полину Дмитриеву как трудолюбивую, честную труженицу, человека активного, целеустремлённого, который заслуживает представлять интересы нашего округа в высшем органе советской власти. Она – ударник пятилетки, награждена золотым знаком ЦК комсомола…

Так говорила о ней доверенное лицо, Агния Михайловна Убутунова, её… школьная учительница английского. Ну как тут не краснеть, не опускать глаз. Уж Агнии ли Михайловне не знать, с какой мукой давались эти несчастные непереходные глагольные формы, как хитрила, чтоб та не догадалась о невыученном уроке. Кажется, было это совсем-совсем недавно.

…– Я так рада и горда, что именно наша девочка выбивается в большие люди. Депутат, думаю, не только слуга народа, но и душа его. А душа у Поли добрая…

Так она стала депутатом Верховного Совета страны. С чего начать, как себя держать, к кому идти! Было от чего растеряться. Куда девалось то «гордое сознание доверия своих избирателей», о котором хоть и напыщенно, но в общем-то верно сказала в своей передовой районная газета. Всё чаще посещало сомнение: справлюсь ли, не села ли не в свои сани?

…С тем и поехала на первую сессию. Увидела людей, познакомилась, убедилась: такие же, как она, из того же теста. Поуспокоилась. На заседании, слушая выступления депутатов, мысленно возвращалась домой, на свою ферму. К девчатам, которые вот сейчас, наверное, как раз возвращаются с вечерней дойки и, может быть, вспоминают, как там наша Полина… Наверняка вспоминает о ней председатель колхоза Олег Борисович Баторов – не без надежды и «корысти»: не удастся ли депутату «пробить» вопрос в министерстве о строительстве нового коровника?

Вспоминает заведующий райздравотделом и районо (школу надо новую в Осе построить, поликлинику. О дорогах, Полина, напомни, о детских учреждениях – их ещё в сёлах всё же большой дефицит). Есть и личные просьбы избирателей, о которых она иной раз вспоминает, и не без иронии, – помоги, дескать, депутат, машину вне очереди купить…

Как бы то ни было, в первую же сессию записалась на приём сразу к двум министрам – строительства и мясомолочной промышленности. Познакомились, разговорились. Рассказала о наказах, о школе-десятилетке, что так ждут в родном селе. О животноводческом комплексе (решила о коровнике даже не намекать, уж выжимать из посещения всё что можно). Но – «выжимать» и не потребовалось. Её внимательно выслушали, просьбу записали, обещали рассмотреть. Прошло время – и сейчас на центральной усадьбе выросли корпуса новой школы. Рядом со старой МТФ в Онгое заложен новый животноводческий комплекс.

Дом у них хороший, просторный, светлый, на самом краю села. За пряслами, отгородившими широкий луг, трава на сено растёт. Пересечёшь по узкой тропинке утуг, дойдёшь до баньки, свежерубленной, чистой, толкнёшь калитку в ограде – и ты уже на берегу речки Кахинки. Простор такой, что, кажется, крикни – на другом конце земли тебя услышат. Подумалось с завистью: спокойно живётся в таком месте, привольно.

Идём по лужку, а разговор повели о семейном бюджете.

– Зарплата у доярки – около двухсот рублей. Премии за перевыполнение плана, за хорошую сортность молока. Опять же – своё хозяйство… Колхоз делает всё, чтобы люди развивали свои личные хозяйства: выделяет покосы, продаёт молодняк, корма. «Хозяйство личное – польза общая» – это ведь не для красного словца сказано. Это – необходимость.

– А нет ли, на твой взгляд, Полина, опасности того, что личное заслонит общий интерес?

– Я думаю, нет. Вы знаете, если лентяй, так он и дома, и в колхозе лентяй. Тут для лечения свои средства необходимы. А сколько знаю людей, ведущих своё хозяйство, и неплохо ведущих, о них и в колхозе хорошо говорят. Конечно, хлопот прибавляется… Да вот у меня скоро помощничек вырастет. Правда, сынок? – Подхватила она на руки сына Мишу. – Будешь маме помогать?

– А я уже сейчас бабе помогаю, когда тебя нет. – Мишка гордо надул щёки и вырвался из рук матери – подальше от серьёзных разговоров.

Солнце над селом медленно шло к закату. Потянулись домой, мелодично звеня колокольчиками, бурёнки. Сами разбредались по своим дворам. Колхозное стадо находилось на выпасах, далеко в поле. За Полиной приехали подруги с фермы, приближалась вечерняя дойка.

– Забирай своего собеседника, – весело закричали с машины, – да поехали в поле. Парным молочком угостишь…

А Полина, подвязавшись белым платочком, ловко подтянувшись, уже забросила свою лёгкую фигурку в кузов. Среди доярок, потеснившихся на скамье, узнаю знакомые лица – Елизаветы Оленовой, Клавы Хипхеновой, Натальи Трубиновой.

Комсомольско-молодёжная поехала добывать большое молоко.

Публикуется в сокращении