«Где Володя? В детской»
Мастерскую дизайнера Владимира Соколова можно сравнить с антикварной лавочкой, средой обитания коллекционера или даже жилищем Плюшкина. И ни одно из этих сравнений не будет неправильным. Да, Плюшкин! Но Плюшкин, несущий в дом хлам строго прямого назначения. Да, в какой-то степени Соколов – коллекционер. Потому что несколько десятков печных заслонок, а также утюги, керосиновые лампы, стеклянные бутылочки производства ушедшего под воду Тальцинского стекольного завода – это всё коллекции, это всё иркутская история. И, конечно, мастерская живо напоминает хороший антикварный магазин, только без ценников. Есть за что зацепиться взгляду даже не искушённого в антиквариате человека. Но ни одно из этих сравнений не будет до конца верным и истинным. Потому что в первую очередь это мастерская дизайнера. И любая вещь в ней может стать частью большой композиции или до мелочей продуманного интерьера.
Мастерская художника – это его палитра
Считается, что первые опыты дизайна в Иркутске начались благодаря художнику Владимиру Соколову. Его вели интуиция, чутьё и вкус, которые, по признанию коллег-художников и искусствоведов, никогда ему не отказывали. Свои произведения Владимир Соколов создаёт из подручных материалов, из того, что когда-то было найдено на свалках, в кладовках и в домах, идущих под снос. Так ретро-хлам, гармонично обработанный под идею умелой рукой мастера, превращался в произведения искусства и становился классикой иркутского дизайна. А в дизайне Владимир Соколов уже более сорока лет.
– Первая моя мастерская была на Карла Маркса в здании Союза художников. У нас была команда: Лев Сериков, Владимир Димов, Сергей Константинов и я. И все мы были увлечены дизайном. В шутку наши коллеги называли нас «супера». И мы просто удивительно жили. Тогда же мы сделали первую крупную коллективную работу – столовую радиозавода. Это был типичный индустриальный дизайн, знаковая вещь в творчестве для меня – и не только для меня. Сейчас такого никто не делает, не сохранилось столь высокого качества прикладного индустриального дизайна. Когда я на творческой даче Союза художников СССР «Сенеж» эту нашу работу показал, коллеги из других городов очень удивились. Смеялись: «Мы на карте Советского Союза долго искали, где ты живёшь, где ваш Иркутск, где ваш Байкал. И вдруг эта столовая…»
Как вспоминает Владимир Соколов, тогда состоять в творческой организации было престижно. Это давало большую степень свободы, выделялись мастерские, художников отправляли в интересные командировки и на творческие дачи.
– На творческих дачах весь Советский Союз общался. Я мог приехать в любой город страны и знал, что у меня там есть друзья. Мы не останавливались в гостиницах, художники обычно жили в мастерских друг у друга. Да и не только художники. Например, поэтесса Белла Ахмадулина к нашей гениальной Гале Новиковой приезжала. Это было потрясающее братство творческих людей, сейчас такого нет. Всё, к сожалению, в прошлом.
В 1988 году Владимир Соколов получил мастерскую на улице Уткина. По проекту верхние этажи большого кирпичного дома занимали художественные мастерские. И новая просторная мастерская была и есть чуть ли не главной мечтой любого художника. Места и света было так много, что, как смеётся Соколов, хоть теннисный стол можно было ставить.
– Что такое рабочая мастерская художника? Это и лицо автора. Это и его палитра. В моём случае ещё и палитра моих будущих работ. Приходишь, например, в мастерскую Галины Новиковой и сразу понимаешь – здесь Новикова работает. Даже если бы я не знал, что это её мастерская, я бы всё равно её почерк узнал и угадал. Многие так говорят и про мою мастерскую. Ещё у нас в семье повелось называть мастерскую детской. «Где Володя?» – спрашивали у жены Нины. «Володя в детской», – отвечала она. Почему детская? Потому что это всё любимые мои игрушки. Можно сказать, что мне так повезло в этой жизни, что я всю жизнь занимаюсь творчеством в своей мастерской, как ребёнок в песочнице.
За полчаса на Ушаковке можно было найти всё необходимое
красивый фактурный материал
В последние 15–20 лет основным творческим увлечением дизайнера Владимира Соколова стали бриколажи (создание предметов или объектов из подручных материалов) и артобъекты. Этим направлением в дизайне Соколов увлёкся в США, где работал несколько месяцев в 1997 году. Как вспоминает дизайнер, американцы любят всё, сделанное руками, но у них в стране нет самого главного для любого настоящего дизайнера – нет свалок. Вернувшись из Штатов, Соколов был восхищён тем материалом, который можно найти в России. Это было поистине золотое время для любителей антиквариата и навсегда уходящих символов эпохи. Например, где ещё можно видеть ремень для заточки опасной бритвы? В музее. И у Соколова.
– Мы тогда просто сидели на хламе, на антиквариате. И этим в какой-то степени жили. Был такой удивительный художник Валерий Мошкин, мы с ним вместе собирали этот хлам. В основном в деревянных домах. Люди получали благоустроенное жильё и не брали в новую жизнь бессмысленное старьё, как они понимали такие вещи. Мебель из ДСП, предметы из пластика, новая посуда казались им более ценными. И весь исторический центр Иркутска тогда вполне оправдывал принцип – «копни и что-нибудь найдёшь».
Мы заходили в дома под снос и начинали смотреть, что там есть. Валяется на полу что-то грязное и неприглядное. А мы берём это в руки и понимаем, что это надо просто помыть, почистить, и этот предмет будет стоять в мастерской. И когда-нибудь он может пригодиться тебе в работе. А бывает, что приходишь в мастерскую и понимаешь, что тебе не хватает материала для композиции. Решаешь: «Пойду-ка я на Ушаковку прогуляюсь». За получасовую прогулку можно было найти всё необходимое. И затем ты просто тащишь находки в мастерскую и делаешь композицию. Для кого-то – ржавая сетка, а в моём понимании – красивый фактурный материал. Но эти благословенные времена остались в прошлом, всё ценное и интересное металлоискателями уже вытащили. И сегодня помойки исключительно пищевые.
В разрушающихся деревянных домах можно было найти поистине раритетные вещи, уникальные образцы печного литья, в том ч
Но за те 30–40 лет, что Соколов занимается дизайном, он успел собрать приличную коллекцию хлама.
– Когда-то мы играли в эстетику. И весь хлам прятали в коробки, красиво их подписывая. Но когда всё запрятано в коробки, ты попросту забываешь, что у тебя есть. Моя мастерская своим содержанием и миропорядком должна поддерживать бесконечный творческий процесс, в котором практически всегда пребывает художник. У меня всё должно быть под рукой, перед глазами. Поэтому в коробках я сегодня почти ничего не храню, всё на виду.
Один из центральных предметов мастерской Соколова – буфет начала прошлого века, самодостаточный и красивый. У него и имя собственное есть – Нотр-Дам. Дека от фортепиано подарена студентами художественного училища. Как-то они её умудрились занести на пятый этаж, место нахождения фортепианной деки осталось неизвестным. Керосиновые лампы, колесо от прялки, духовые медные трубы, чугунные утюги, железнодорожный фонарь, рабочий патефон – это лишь малая часть того, что можно увидеть в мастерской. Период собирательства одно время был таким бурным, что граничил с помешательством:
– В центре Москвы стоит аптека в стиле модерн. И на её дверях были просто потрясающие ручки.
И мы с другом хотели, как герои фильма «Старики-разбойники», переодеться в рабочих, двери снять, унести и ручки открутить. Хорошо, один московский приятель остановил нас: «Вы что творите-то?» Этот ажиотаж давно прошёл, но мимо странного старого предмета я на улице не пройду. Хотя принцип избирательности тоже действует. Если бы я собирал всё, что находил когда-то на улицах или в разрушенных домах, в мастерскую было бы невозможно зайти.
Кстати, многие экспонаты, предметы из мастерской уходили в интерьеры. Безвозмездно и навсегда. Особенность работы дизайнера.
– Не жалко было?
– Ну а куда деваться? Надо было картинку доделать, чтобы она была красивой. Что-то довести, привнести, чтобы поддержать общий замысел интерьера. Например, у меня было потрясающее стоматологическое кресло фирмы «Зингер». Удивительное красивое чугунное кресло с фирменными знаками и росписью начала прошлого века. Оно ушло из мастерской при реализации одного из проектов, где стало любимым объектом в интерьере. Много красивого уходило и не приходило обратно. Если я понимал, что это необходимо, то от себя без сожаления отрывал. Ради интерьера, результата шёл на жертвы. А заказчики не всегда вполне понимали ценность этих жертв. Они не понимали, почему посетители, приходя в бары «Первачъ», «Ефимыч» и другие заведения, в восторге не от пива и закусок, а от интерьера.
Несколько лет назад дизайнер перенёс инсульт. Восстановление было долгим и тяжёлым. И именно родная мастерская во многом помогла:
– Когда у меня память отшибло, я именно благодаря этим вещам вспоминал свою жизнь. Красивый хлам – главная тема моей жизни. Он мою память и разбудил.
Так антикварный хлам словно отблагодарил своего хозяина за любовь, внимание, чуткость и интерес. Сегодня Владимир Соколов продолжает делать свои бриколажи, участвует в выставках. А мастерская остаётся его любимой песочницей, его детской. Потому что, пока есть мастерская, художник считает себя художником.
