Дух оркестра

– Программа, с которой вы будете 5 ноября выступать в иркутской филармонии, называется Musica Sacra Baltica («Духовная музыка Прибалтики»). Как возникла идея исполнить такие произведения? 

– Это идея Илмара (Илмар Лапиньш, художественный руководитель и главный дирижёр Губернаторского симфонического оркестра. – Авт.). Мы с ним давние друзья и соклассники. Мы учились вместе с первого класса. Я не раз говорил ему, что хочу приехать и что-то здесь делать. Поэтому мы с ним придумали необычную программу, чтобы люди узнали про нашу национальную музыку. Это действительно необычный опыт. И это должно быть очень интересно, потому что происходит обмен культурами. 

– Какие произведения услышат иркутяне? 

– В программе, которой я буду дирижировать, прозвучит современная сакральная музыка Прибалтики. Это музыка, написанная дирижёрами XXI века, очень красивая и интересная. В первой части хор будет петь а капелла, то есть без инструментального сопровождения, во второй к нему присоединится небольшой струнный оркестр. 

Это музыка разных авторов – латвийских, эстонских, литовских. В Иркутске она прозвучит впервые. Исполнит её камерный хор вашего оркестра. В программе есть очень серьёзные тематические вещи – например, одно произведение посвящено гибели парома «Эстония» недалеко от Финского залива.

– Насколько волнительно работать с другим коллективом? 

– Безусловно, ваши исполнители не привыкли  к такой музыке. Но они с большим интересом учатся, так что, я надеюсь, будет хороший результат. Я взял только латинские тексты. Смысла учить латвийский или эстонский язык нет, на это надо полгода. 

Хотя у нас будет один концерт, я здесь уже три недели. Мне льстило, что ваши исполнители очень внимательны и старательны. Моя миссия и долг – дарить людям радость, и в первую очередь её должен чувствовать певец, тогда это почувствует и зритель.

– Почему вы выбрали именно церковную музыку? Неужели она так популярна в Латвии? 

– Это стало модным после распада Советского Союза. То, что было запрещено, разрешили, и все по­шли в храмы и церкви. И, конечно, это оставило след в культуре. Композиторам нравится писать такую музыку, поскольку в церкви очень хорошая акустика. Мне тоже нравится там исполнять, я всегда говорю своим вокалистам: «Давайте петь в церкви – там так хорошо звучит». Ведь есть залы, где вообще нельзя петь, там звук как в мешке.

– Была идея в Иркутске исполнить эти произведения в месте с соответствующей акустикой, например, в органном зале? 

– Почему бы и нет? Но у филармонии тоже хороший зал.

– Дирижирование хором и оркестром отличается? 

– Отличается – и чисто технически, и музыкально. Дирижёру оркестра важно иметь очень хороший слух, поскольку оркестр – это разные инструменты. И нужно конт­ролировать весь этот «комбинат». Это высочайший уровень мастерства. 

Хор отличается от оркестра тем, что там только один инструмент – голос. А человеческий голос может сделать всё. И тут дирижёру важно быть умнее певца. Не в прямом смысле, а в том, что он должен знать очень много музыки, чувствовать её драматургию, понимать, что ты хочешь сказать произведением. Всё это дирижёр передаёт исполнителям, чтобы они понимали, зачем поют и что нужно этим передать.

– Насколько широки возможности человеческого голоса?

– В модерновой музыке сейчас принято имитировать голосом всякие инструменты. Это эксперименты, но голосом действительно можно сделать очень много. Хотя как контрабас человек спеть всё равно никогда не сможет – это слишком низко, и так высоко, как скрипка, – тоже.

Музыка из колыбельной

– Что даёт человеку пение на эмоциональном уровне? 

– Мне интересна одна певица. Она занимается искусством – покупает и продаёт картины. Это её работа. Но когда она приходит на репетицию, то говорит, что ей больше ничего не нужно – только петь. В эти моменты она абсолютно счастлива, это отодвигает все ежедневные проблемы. Ты словно выходишь в другой мир с помощью пения и музыки. 

– Вы тоже поёте? 

– Да, у меня довольно хороший голос – бас-баритон. Хотя есть хоровые дирижёры, которые не владеют хорошим голосом. 

– Такое возможно? 

– Возможно. Можно ведь и другими способами передать то, что ты хочешь сказать хору. Но лучше всё-таки, если у дирижёра есть голос. 

– Вы выступали в качестве солиста? 

– Очень давно, когда был моложе. Тогда я пел в рижском камерном хоре Ave Sol. У нас была очень славная группа, и мы разъезжали с концертами по всему миру. Я пел в нём 25 лет. Кстати, тогда я впервые в рамках гастролей побывал в Сибири, в Иркутске. Это было очень давно. 

– Как случилось, что вы стали дирижёром? 

– Мои родители были очень музыкальными: отец и мама пели с утра до вечера. Отец был инженер, мама работала дома. В роду у нас тоже все пели. Мой дед по линии отца жил в селе, он любил пройти по домам со скрипкой, играл на всяких семейных праздниках. При этом он был самоучка. И таких простых талантливых людей по сёлам было очень много.

– Талант к пению заложен в человеке изначально или его можно развить?

– Когда-то в Латвии был знаменитый дирижёр, который умел развить голос у людей без музыкального слуха. Но это сложный процесс. Теперь этим никто не занимается. Вообще наличие музыкального слуха и голоса очень зависит от семьи. Если в семье кто-то поёт, например, колыбельные, то маленькие дети это хорошо воспринимают. У них развивается слух. Сейчас этому процессу сильно мешает техника, люди не поют, а нажимают кнопку и включают звук. А детям нужен живой голос.

Ещё в Латвии довольно хорошо развито пение в школах. У нас это очень важный предмет. Те дети, у кого есть музыкальный слух, обязательно занимаются хоровым пением.

– Вы знаете, почему в вашей стране так важно пение? 

– Это давняя традиция. У нас очень певучий народ. В истории Латвии был период, когда в XIX-XX веках наш родной язык стали оттес­нять другие языки – сначала немецкий, а позже русский. Чтобы мы его не утратили, народ объединился. И всё началось с хорового пения, это объединило нацию.

Именно так в нашей стране появились певческие праздники. Одни проходят раз в пять лет, когда собираются хоры со всей Латвии; студенческие хоры трёх республик (Латвии, Литвы и Эстонии) собираются раз в три года. Мы очень маленькая республика, нас всего два миллиона человек. При этом во всей Латвии больше 300 хоров. Недалеко от центра Риги есть лесной парк с большой эстрадой, и на ней одновременно может стоять 14 тысяч певцов. Напротив становится дирижёр и начинает играть. Я тоже один из этих дирижёров. Если бы вы хоть раз услышали, как одно­временно поют 14 тысяч человек, то поняли, насколько это грандиозно. Там, наверху, есть «парадизо», по-русски – рай. Когда слушаешь 14 тысяч голосов, кажется, что он в твоих руках.