Середина истории – всё туманно и неопределённо 

В первых числах октября в РВС зазвонил телефон горячей линии. РВС – это короткая аббревиатура длинного названия – общероссийская общественная организация защиты семьи «Родительское всероссийское сопротивление». Позвонившая на длинный федеральный номер женщина сообщила, что сама она живёт в Иркутске, но у её сестры, живущей в маленьком городе Свирске, органы опеки забрали внучку – дочь её несовершеннолетней дочери, состоящей в гражданском браке. Женщине дали контакты в Иркутске – телефон председателя совета иркутского регионального отделения РВС Михаила Ермакова. Так эта история стала известна общественности, хотя это уже середина происшествия.

– Что мы знали изначально? Что ребёнка забрали, так как на его теле врачи обнаружили небольшие синячки – на голове и на попе. Причём перед этим маму на несколько дней насильно закрыли в палате больницы, а по результатам обследования врачи сказали: «Ребёнок здоровый, можно оформлять в детдом», – вспоминает Михаил. 

Первая личная встреча была тяжёлой. Юная мама, 17-летняя Диана Тихонова, и её 24-летний гражданский муж Алексей Бец жили в его трёхкомнатной квартире в старом панельном доме. Алексея называют «детдомовским», хотя сам он не любит это слово – говорит, что после смерти матери его воспитывали тётка и старший брат. Квартира досталась ему в наследство, но она производит впечатление слишком большой для такой маленькой и молодой семьи. Старый линолеум и потемневшие от времени обои. Большая комната – пустая и необжитая: диван, телевизор, два обшарпанных кресла и журнальный столик сиротливо жмутся по углам. Хотя молодые люди пытались прибраться, но только замели пыль по углам – видно, что семья малоимущая, что называется, «социальный низ». Самой светлой и уютной оказалась спальня, где сразу стояли и супружеское ложе, и детская кроватка, и книжная полка…

Как написано в акте проверки жилищных условий, необходимая одежда присутствует в ограниченном количестве, а средства гигиены отсутствуют вовсе

Алексей не тянет на свои двадцать четыре: невысокий щуплый тинейджер, подстриженный по пацанской провинциальной моде – короткий ёжик и редкая чёлка на лбу. Диана, закончившая девять классов, и вовсе выглядит ребёнком, сильно вытянувшимся в росте, но которому даже материнство не добавило женственности – типичная угловатая девчонка-подросток. Оба – сильно астеничного типа телосложения, словно редко обедают досыта. И все, включая мать Дианы Наталью Михайловну, были сильно испуганы. Точнее говоря – запуганы, у них были совершенно потухшие глаза. Было видно: они готовы принять любую помощь, чтобы вернуть ребёнка. 

– Это не какая-то маргинальная семья, не проявляющая особого беспокойства за дальнейшую судьбу малыша. Это другая семья: нужно было видеть, как у них менялись лица, когда им говорили, что в случае каких-то неправильных действий они могут потерять ребёнка. На наши вопросы они отвечали, как на допросе, по стойке «смирно». Наталья Михайловна ещё как-то шевелилась, а Диана и Алексей были совершенно парализованы страхом, – рассказывает Михаил о первом впечатлении по дороге в Свирск.

И общественники из РВС решили заняться этим делом. На вопрос «Иркутского репортёра», какие права семьи в данном случае, на их взгляд, были нарушены, Михаил объясняет: ребёнка можно забрать из семьи только при непосредственной угрозе жизни и здоровью. В данном случае, хотя в квартире и желательно было бы провести косметический ремонт, никакой угрозы для малютки не существует.

– Что касается синячков на теле ребёнка, Алексей рассказал, что уронил его, когда мыл в ванной. Если сейчас пытаются доказать, что это неправда, то должна быть проведена экспертиза, которая однозначно докажет, что эти повреждения получены в результате побоев. На данный момент никаких данных о том, что такая экспертиза была проведена, нам не предоставлено, хотя работники опеки на неё пытаются ссылаться – скорее всего, имеется ввиду заключение врача, который обнаружил эти гематомы на плановом осмотре ребёнка в больнице, – размышляет Михаил. – В акте проверки жилищных условий, который проводили сотрудники черемховской опеки, прямо говорится, что угрозы жизни ребёнка нет. 

Нарушение прав семьи активисты РВС видят в том, что ребёнок был изъят у мамы в больнице без предоставления ей каких-либо документов и разъяснения, что происходит. Более того, Диану заставили подписать заявление о помещении ребёнка в Дом малютки уже после того, как дочь у неё забрали, аргументируя это тем, что только при наличии подобного заявления она сможет её видеть, говорит Михаил Ермаков.

Родители и бабушка о ребёнке заботились изо всех сил, и им нужно было помочь, а не отбирать ребёнка – ведь сейчас даже официально декларируемое Министерством соцразвития, опеки и попечительства направление деятельности звучит, как «каждый ребёнок должен расти в семье». В какой семье, – отпускает руль и недоумённо разводит руками правозащитник, – в приёмной, что ли? 

Мы въезжаем в Черемховский район…

Ранняя любовь

Алексей и Диана больше похожи не на молодых родителей, а на испуганных подростков

Алексей садится в кресло через журнальный столик от корреспондента «Иркутского репортёра». Диана громоздится на подлокотник кресла, поближе к любимому – выражение «гражданский муж» в описании этой семейной идиллии режет глаз. Диана вообще постоянно старается быть рядом с ним, на расстоянии не дальше вытянутой руки. Чтобы всегда была возможность дотронуться. Молодая бабушка Наталья Михайловна подпирает стенку спиной, снисходительно глядя на парочку. Время для душещипательных рассказов…

У Натальи Михайловны лёгкий характер, но с детства привычка к тяжёлой мужской работе. Обе девочки от первого брака живут с ней, младший сын Алексей – со вторым мужем в Тайтурке. «Мы с ним общаемся, но вместе не живём», – отмахивается женщина. Девочки – Диана и Дженни. Про имена Наталья Михайловна рассказывает с большей охотой. Старшую Диану долго не знали, как назвать. Сидели с братом на кухне, думали, перебирали… И в этот момент по радио раздалось разухабистое: «На охоту выходит Диана, дочь таинственных диких лесов…» Это была песня Валерия Леонтьева, догнавшая новорождённую девочку из середины 90-х. Так Диана стала Дианой. С Дженни ещё веселее – ей имя выбирали по какой-то подвернувшейся под руку книге, поэтому полное её имя – Дженнита.

Лето прошлого года. Диана закончила девятый класс и пошла на каникулах подрабатывать. Работала там же, где и мама, в «Жилкомсервисе» – организации, занимающейся мелкими ремонтными работами и уборкой – ремонтировали подъезды, красили полисадники, мели дворы… С Алексеем Диана познакомилась 8 июля 2014 года.

– Почему ты запомнила так точно? – Недоверчиво переспрашивает «Иркутский репортёр». Диана в ответ удивляется:

– Так это был первый рабочий день, я в этот день на работу устроилась…

Наталья Михайловна, молодая бабушка: «Я сама Дианку в семнадцать родила!»

Эта была любовь с первого взгляда – в тот же день вечером после работы они сидели «в слесарке» (так называют помещение «Жилкомхоза», где перед работой бригады получают задания, а после – отчитываются о выполнении), качали друг у друга с телефона на телефон музыку – сейчас уже не помнят, какую… Сонечка появилась уже через год. Даже меньше, чем через год. Гораздо раньше – она родилась слабенькой и недоношенной, в пять месяцев… И они, не разыгрывая драм и трагедий, решили жить вместе. Как-то между делом сказали маме, Наталья Михайловна даже не удивилась для приличия:

– Да чего удивляться, я сама Дианку в семнадцать родила! Дианка сразу знала, что родится девочка, и решила, что её будут звать Сонечка.

– Почему? – Поворачивается к Диане «Иркутский репортёр» и получает неожиданный ответ – у них была кошка Соня, Алексей с улицы приволок, тогда и подумала, что имя красивое. Странные взаимоотношения у этой семьи с именами…

…и первые печали

Это было в пятницу, 25 сентября. Алексей уже некоторое время не работал, калымил по мелочи, и в это время как раз устраивался на работу в местную компанию «Актех». В обед он заскочил домой, Диана попросила его посмотреть за Ёжиком, как они называли маленькую Сонечку, а сама побежала относить полис маме – она позвонила, попросила принести. Алексей остался с дочкой,  утверждает – это не было чем-то необычным для него, он и раньше с ней сидел, купал, вытирал, укладывал. Просто несчастный случай, стечение обстоятельств.

Ёжик обкакался, Алексей понёс её в ванную, мыть.

– Я держал её вот так, – он склоняется над ванной, как на следственном эксперименте воспроизводя все свои действия, – раздел, настроил воду, она лежала на левой руке, головой на локте, попкой под краном, пузом на ладони. И она шевельнулась, свибрировала, выскользнула и начала падать. Я единственное, что успел сделать – схватить, за что под рукой оказалось. И схватил за голову, придержал. Пальцы, получается, попали на лицо – на лоб и на щеку. От них и остались следы. Но она выскользнула и упала на попу в ванной. От этого тоже остался небольшой синяк. Я растерялся, поднял её, вытер, успокоил. Да она и не особенно испугалась…

Когда домой вернулась Диана, они обсудили случившееся и решили врача не вызывать и вообще об этом никому не говорить. Чуть позже именно это и поставят им в вину – «неоказание помощи». Они же утверждают, что просто побоялись, якобы опека к ним и до этого «цеплялась», придиралась – то обои им не нравятся, то окна не пластиковые, то вообще косметический ремонт делайте, а денег где взять?! Прошла неделя, и про инцидент в ванной молодые безалаберные родители прочно забыли. А в субботу, 3 октября, утром позвонила участковый врач и сообщила-приказала – в Свирск приехали иркутские врачи, хорошие специалисты, собирайтесь и несите Сонечку на полный осмотр.

Но первый же врач, хирург, сразу заинтересовался полузажившими к тому времени гематомами. «Это что, побои?» – спросил он, как диагноз поставил. После этого события развивались, как сорвавшаяся часовая пружина – он вызвал нескольких коллег, они быстро осмотрели девочку, вызвали сотрудников полиции. Страшное слово «побои» раздавалось всё чаще и твёрже. Алексея увезли в отделение полиции сразу. Диану отвели в палату и там закрыли на несколько дней, что бы обследовать Сонечку и подготовить документы на оформление в Дом малютки – «выписалась» Диана только 7 октября. Ребёнка ей уже не отдали.

– Они говорят, что провели мед-экспертизу Сонечке. Это неправда, на синячки вообще никто не обращал внимания, у меня взяли анализ крови, а у неё – только несколько мазков, – возмущается Диана. – Они опираются на слова того хирурга, который сказал, что это побои!

Сегодня Соня находится в Доме малютки в Черемхове. Диана и Алексей – в Свирске. Билет на автобус в один конец – пятьдесят пять рублей, что для неработающих родителей серьёзные траты. Хотя Диане разрешено навещать дочь в любое время…

«Речь о лишении родительских прав не идёт!»

Это была любовь с первого взгляда. Точнее говоря – в первый рабочий день…

В черемховской опеке «Иркутского репортёра» встретили сдержанно, но без отторжения с порога – пресс-служба Минсоцразвития заявила о полном сотрудничестве со СМИ в обсуждении этой конфликтной темы и организовала визит.

– Нет, эту семью мы раньше не знали, не наблюдали, на учёте она не стояла, и жалоб на неё до сих пор не было, – сразу отвечает на главный вопрос начальник черемховского управления минсоцразвития, опеки и попечительства Зинаида Швец. – Информации о нарушении прав ребёнка в органы опеки до сих пор не поступало. Но вы должны понимать механизм нашей работы. Когда к нам поступает сообщение о проблемах в семье, мы должны провести обследование условий жизни несовершеннолетнего гражданина и его семьи, и по результатам делаем выводы о нарушениях или их отсутствии. Если права ребёнка нарушаются, то мы принимаем решение о защите этих прав. 

– Давайте пойдём по этой схеме, – покладисто соглашается «Иркутский репортёр», но Зинаида Сергеевна добавляет: 

– Однако, согласно 334-му приказу, это наше полномочие передано социально-реабилитационному центру. То есть сообщение поступило не к нам, а в СРЦ, и проверку информации проводили сотрудники СРЦ.

Как удалось выяснить «Иркутскому репортёру», через день после того, как иркутский хирург обнаружил на теле Ёжика несколько небольших синячков, в понедельник, 5 октября, сотрудники СРЦ для несовершеннолетних Черемховского района во главе с инспектором ОДН Александрой Скрепкиной провели обследование условий жизни несовершеннолетнего гражданина С. Тихоновой. В акте обследования с круглым порядковым номером 500 говорится, что мать проживает с ребёнком, проявляет к нему привязанность и принимает участие в воспитании и содержании. Необходимая одежда присутствует в ограниченном количестве, а средства гигиены отсутствуют вовсе. Вполне логичный вывод: Диана Евгеньевна не в полной мере способна обеспечить основные потребности ребёнка, так как сама является несовершеннолетней.

Далее вполне объективно зафиксированы очевидные факты – во множестве пунктов и подпунктов перечисляется, что семья малоимущая, не хватает всего, от игрушек до питания, а Сонечке нужен медицинский уход из-за недоношенности. При этом отмечается, что семья дружная, все помогают друг другу, алкоголь не употребляют. Жалоб от соседей тоже не поступало. И, хотя непосредственной опасности жизни и здоровью ребёнка «не выявлено», зато «при осмотре хирурга были выявлены признаки физического насилия: множественные кровоподтёки мягких тканей ягодичной области». Несмотря на объяснения Алексея, инспектор ОДН Александра Скрепкина направила «материал на медико-социальную экспертизу с целью выявления природы получения травмы».

Вот опять всплыла экспертиза, и формулировки: «Со слов Скрепкиной А.В., по результатам экспертизы, факт падения ребёнка не подтвердился, повреждения не могли быть причинены при падении в ванную». Приходится верить инспектору Скрепкиной на слово. Однако выводы из всего этого в акте сделаны довольно жёсткие. Чтобы оказать Софье Алексеевне медицинскую и социальную помощь, её решено поместить в больницу города Свирска для прохождения полного обследования (следует напомнить, что на момент составления акта Софья Алексеевна уже двое суток находится в этой больнице и проходит обследование). А затем «для оказания социальной, правовой, медицинской, психологической помощи несовершеннолетнюю Тихонову Софью Алексеевну временно поместить в Черемховский областной Дом ребёнка». На период проверки по факту причинённых ребёнку травм…

Ползучая ювенальность

«Следственный эксперимент» – Алексей показывает,
как ловил выскользнувшую из рук Соню

«Ювенальной юстиции у нас нет», – говорят чиновники. «Зато есть ювенальная практика», – возражают общественники-правозащитники. 

Зинаида Швец уверена – их коллеги из СРЦ действовали без превышения полномочий и в интересах ребёнка: мама ненадлежащим образом выполняла свои обязанности, у ребёнка были гематомы достаточно длительное время, а она не предприняла никаких мер по оказанию первой медицинской помощи, не обратилась в медицинское учреждение для оценки опасности.

– Экспертиза дала результаты, что гематомы не могут быть следствием падения в ванную, – сообщила Зинаида Швец, но процитировать «с листа» заключение экспертизы отказалась – у неё его не было, в акте номера или «шапки» этого заключения также нет. – Проводится проверка, и в настоящий момент возбуждено уголовное дело по статье 116.

С травмами и оценкой причин их возникновения вообще какой-то сплошной туман. Также в черемховской опеке уверены, что в МО «Черемховский» на Алексея заведено уголовное дело по статье 116 – «Побои», однако в пресс-службе ГУ МВД РФ по Иркутской области подобный факт не подтвердили. 

– Но вам не кажется, что изъятие ребёнка из семьи – это чрезвычайный шаг, а в данном случае не было для этого достаточных данных или доказательств? 

– Не путайте понятия. Мы не забрали ребёнка из семьи, это – временное помещение. Никто не собирается ограничивать маму в родительских правах! Ребёнок должен быть с мамой и ребёнок будет с мамой, я в этом уверена! Но надо разобраться в этом деле, нужно, чтобы и мама поняла, и не было повторных случаев. У нас лозунг – «Каждый ребёнок должен жить и воспитываться в семье!» 

– Что будет дальше? Какое развитие событий вы можете прогнозировать?

– Сейчас мы ждём информации от ОДН по результатам следствия. Ребёнок помещён в Дом ребёнка на три месяца по заявлению матери. Сегодня проблему мы усматриваем только в сожителе. Мы рекомендовали маме и сожителю посещать психолога в СРЦ, возможно, это выявит истинные причины получения травм, возможно – истоки агрессии. Семья находится на сопровождении у специалистов центра. В любом случае мама не будет лишена родительских прав, для этого нет никаких оснований. 

Сложно упрекнуть в чём-то работников службы опеки. Действительно, на время решения всех проблем, в том числе – и внутренних проблем семьи, возможно, уместно поместить маленького ребёнка в специализированное учреждение, чтобы в это время оказать ему необходимое медицинское обследование, лечение и сопровождение. Возможно. Но активисты «Родительского всероссийского сопротивления» с этим категорически не согласны по двум причинам. Первая очевидна и лежит на поверхности – для ребёнка в любом возрасте насильственный отрыв от семьи и особенно от мамы – это гарантированная психологическая травма, которая может проявиться годы спустя. 

Вторая гораздо глобальнее и отдаёт неким привкусом конспирологии. Если ювенальной юстиции у нас в стране нет, а президент прямо указал, что в России сегодня приоритет традиционных семейных ценностей, то откуда берётся в сфере опеки и попечительства методология, свойственная именно ювенальной юстиции? Вот как отвечает на этот вопрос председатель совета иркутского регионального отделения РВС Михаил Ермаков.

Начальник черемховского управления минсоцразвития Зинаида Швец: «Не путайте понятия. Мы не забрали ребёнка из семьи, это – временное помещение. Никто не собирается ограничивать маму в родительских правах! Ребёнок должен быть с мамой и ребёнок будет с мамо

Подобными случаями отрабатывается практический механизм – сначала на малоимущих, самых бесправных и беззащитных. В сущности, он уже отработан: сначала обнаруживается какой-то мелкий факт, который трактуется как угроза жизни или здоровью ребёнка. Органы опеки или комиссия по делам несовершеннолетних без каких-либо документов изымают ребёнка из семьи «до проверки всех обстоятельств». Затем, уже постфактум после изъятия ребёнка, родителей заставляют подписывать согласие на помещение его в некий «реабилитационный центр», оказывая давление тем, что только после подписания этого согласия родителям будет предоставлено право посещения ребёнка. 

И срок, на который ребёнка поместили в спецучреждение, органы опеки тратят не на то, чтобы помочь семье решить проблемы, а чтобы собрать документы на лишение родительских прав, предполагает Ермаков. При этом по факту это изъятие малыша из семьи беззаконно, но родителей заставляют месяцами собирать какие-то документы и проходить комиссии, чтобы вернуть своего же ребёнка.

– Наша организация сталкивается с подобными случаями по всей стране. За прошлый год было порядка трёхсот пятидесяти обращений, по ста пятидесяти мы включились в работу, – комментирует ситуацию Михаил. – И по паре десятков мы защищали интересы людей в суде – обычно мы помогаем консультациями. По сути, нарушается презумпция невиновности родителей.