«Люди не меняются»

Вечером в четверг спектакль начинался тяжело, ватно. Старшеклассников привезли на час раньше, они слонялись по двору особняка Волконских и успели устать и соскучиться. Поэтому в душном маленьком зале театра вели себя как детсадовцы. Вышедшего на слово автора Соколова они слушали невнимательно – ему пришлось рявкнуть на заводилу саботажа: «Слушай, пацан, если тебе не интересно, я тебе дам денег, и иди гуляй!» Восстановив дисциплину, «чёрный маэстро» начал рассказывать обо всём, что происходит, – Евровидении, Украине, Дне Победы… 

Теперь его слушали внимательно и не заметили, как Сергей Атлашкин взял свою первую ноту на электрогитаре, а по заднику сцены поползли образы – Питер, консерватория, Рахманинов, Сибирь, Байкал, Казанский собор. В течение часа под яростный речитатив блоковского «да, скифы мы, да, азиаты» перед глазами вздорного подрастающего поколения проходила история войны, любви, потерь, побед… Выходя, мстительный заводила нудил где-то на галёрке: «Вам что, понравилось? Да это наркомания какая-то…» «Да заткнись ты!» – оборвала его какая-то девочка, перед спектаклем охотно смеявшаяся его сомнительным каламбурам. К уставшему Соколову, сидевшему за пультом, подошёл другой мальчишка: «Мне очень понравилось… А можно пожать вам руку?»

После спектакля Владимир Игоревич устроил своим небольшой разбор полётов и только после этого оказался в полном распоряжении «Иркутского репортёра». 

– Начнём с ваших «общественных инициатив». Как вы попали в Черемхово? 

– Я всё время прошу руководство послать нас по области. Но не всегда бываю услышан, потому что у него много других дел. Да и в театре завал – сейчас сказкой занимались много. Эти гастроли нерентабельны. Поездки в Черемхово и Свирск стоят чуть более сорока тысяч. Ну, мы примерно столько и заработали. Сам театр рентабелен, но если бы у нас был свой транспорт, мы бы вообще горя не знали. В апреле Сергей Иннокентьевич Дубровин предложил нашему театру поехать на гастроли в эти два города. В Черемхове мы побывали 15 мая. И так совпало, что к этим гастролям возникли «Скифы». 

«Скифы» изначально задумывались как спектакль для ветеранов, и, по замыслу руководителя Театра пилигримов, он вообще приурочен к 70-летию Победы в Великой Отечественной войне. Однако по злой иронии судьбы перед самым приездом театра в Черемхово там случился большой пожар, когда сгорело полтора десятка жилых домов. И Соколов решил, что спектакль будет благотворительным – все сборы от него пойдут в фонд пострадавшим от пожара. 

– Получилось, что это наша маленькая инициатива, – Соколов откидывается в кожаном кресле и задумчиво говорит: – Я подумал: хорошо, если наш театр да и вообще все театры отыграют по одному спектаклю в фонд помощи. А что – один спектакль никого не задавит! Не знаю, как остальные театры, а я нашёл понимание и у руководства, и у министра культуры Виталия Владимировича Барышникова, и общими усилиями наша благотворительная акция состоялась. Я не очень хотел об этом говорить, потому что такие вещи делают без лишней шумихи. 

– Насколько я знаю, практика «кочевого Театра пилигримов», разъезжающего по сёлам и деревням, как бременские музыканты, началась не со «Скифов» и не с Черемхова…

– Нет, конечно. Это началось с «Песен под водой» двадцать пять лет назад – песен деревень, затопленных Братским водохранилищем при строительстве ГЭС. Мы объездили всю область, возили «Антигону», «Эдит Пиаф», «Небо на Земле», «Оберег»…

– Меня сегодня задела реакция публики подросткового возраста – жвачка, шортики, язвительные реплики в зале…

– А с ними всегда бой! Только сейчас стали об этом говорить – у нас достаточно катастрофическое состояние в культурном образовании. Мы начинаем подстраиваться под западные стандарты – зачем?! У нас великая школа, великая наука, великая медицина! Всё разрушено. Нужно было, чтобы грохнуло на Украине, чтобы начали вспоминать и понимать своё достоинство. А я все эти двадцать лет шёл наперекор и говорил именно о нашем достоинстве. Чем всегда был очень неудобен… Спасибо, что вытерпели меня. 

– Ты больше двадцати лет ездишь по области и показываешь свои работы школьникам, подросткам. Скажи, за это время они изменились? Городские тинейджеры отличаются от тех, кто приходит на спектакли в деревнях?

– Никакой разницы! Конечно, в Черемхове нас принимали оглушительно и подходили за автографами, там народ чище. Ну, может, ещё наложило отпечаток то, что у них произошла трагедия, поэтому наш спектакль воспринимался обострённо. Вообще, люди в глубинке более открытые, искренние. А в городе они загажены этим вот… Евровидением. А я всегда (во вступлении к спектаклю. – Авт.) «наезжаю» на Еровидение, я не люблю его, для меня это убогое зрелище, не для нашей страны. Мне жалко этих бабушек (бурановских. – Авт.), из которых сделали фетиш. Не трогайте вы их, дайте им раз в год выступить и жить по-человечески. Что такое шоу-бизнес? Я знаю Шоу, который Бернард, а это… это какая-то вышитая спекуляция. 

– Вот смотри, ты за эти двадцать лет застал три периода страны – конец застоя, перестройку и нынешний расцвет капитализма. Я потому и спрашиваю: новые поколения меняются в зависимости от времени? 

– Нет, по большому счёту разницы нет, просто я вижу, что сегодня они обделённые. У них неприятие – это защитная реакция. Вот на прошлом спектакле была троица – вообще отмороженная шпана. Но они вышли и говорят: «Мы всё время сюда ходить будем!» А сидели на спектакле – мне в открытую грубили, жвачку жевали громко, всё было так по-хамски. Поэтому моя задача – их накормить чем-то, чтобы они вышли и захотели Рахманинова послушать. Они обделённые, потому что папа-мама кормили хорошо, покупали игрушки, в Лондон учиться посылали. Да можно послать куда подальше – не в этом спасение! Можно просто почитать Толстого, с ребёнком сидя. А в Лондоне с ним не почитают! Наконец-то мы начинаем разворачиваться в сторону своего достоинства. Мы начинаем осознавать, что за унижение Россия всегда платила уничтожением врага. И, по-моему, сейчас это унижение идёт к своему завершению. 

Гергиев ждёт от Соколова сказку

«Конечно, в Черемхове нас принимали оглушительно и подходили
за автографами, там народ чище»

– Давай от политики вернёмся к искусству. Я посмотрел несколько твоих последних спектаклей и заметил, что от традиционной театральной драматургии, с жёстко прописанным сюжетом, пилигримы отошли в сторону – теперь это только музыка и визуальные образы на экране, никакой прозы. Это новое решение, новая концепция театра?

– Нет, это ты попал на такие работы, которые идут в активном творческом росте. Ты просто попал на мою любовь к Тарковскому. Заметь – голоса новые появились. У нас есть и сценарные постановки, например «Сердце матери» – либретто, написанное Риммой Маркевич, это музыкально-драматический спектакль. Сейчас мы обкатываем «Муху-суперстар», это сказка по мотивам «Мухи-Цокотухи». Мы её показывали в январе, но сейчас это будет проект более серьёзный, он уже приглашён в Питер. Яркая, красивая Муха, прекрасный Паук – он кается, всё по Чуковскому, но так, как мы это увидели. 

– Я знаю, недавно у тебя в гостях был Валерий Гергиев?

– Это долгая история. Мы учились вместе, в одни годы, он с интересом смотрел, как я живу, мне было интересно, что приехал парень откуда-то из глубинки, с Кавказа, и вот – дирижёр. А я себя тогда искал в консерватории и не стремился как-то выстраивать свою жизнь. То есть мы всегда относились друг к другу достаточно дружелюбно. А последнее время он меня разыскивал, позвонил нам в театр года три назад, пригласил к себе. Я год назад слетал к нему в Питер, был очень тепло принят. И первый вопрос у него был: «Сказку привёз?» 

– А «Мухи» тогда ещё не было? 

– Не в этом дело. У меня были другие планы, я не хочу завоёвывать Санкт-Петербург – разве можно завоевать свою родину? А по логике иркутян я обязан это сделать. Я с любовью и восхищением отношусь к творчеству Валерия Гергиева, но это не значит, что я должен через нашу дружбу и его уважение к моей музыке делать какую-то карьеру. У меня на это уже нет времени, а охоты вообще никогда не было. 

– В этот раз он каким образом до тебя добрался? 

– У нас были долгие переговоры, что я поеду в Питер на театральный фестиваль «Белые ночи» – он будет в начале лета. А я на нём был в прошлом году, в гостях у Гергиева, и если бы я показал ему сказку, то мы бы сейчас уже собирались на эти «Белые ночи». А я не мог её показать, потому что мы делали «Скифов». Я знал, что он ко мне приедет, и ждал этой встречи, и был рад этому, но физической возможности показывать что-то другое у меня не было. 

– И когда он до тебя добрался? 

– Это было 25 апреля, по стране гремел грандиозный Пасхальный фестиваль, и он проехал по всем городам с выступлениями, побывал у нас. Он приехал в город в шесть вечера, в восемь у него уже был первый, а в десять – второй концерт. Я его увидел перед первым концертом, спросил, придёт ли он ко мне в театр. Он сказал, обязательно, а потом я узнаю, что с утра они уже собираются ехать на Байкал. Ну, думаю, значит не судьба. С ним выступал Денис Мацуев, и я ему говорю после выступлений: «Денис, поехали прямо сейчас». И мы во втором часу ночи расселись по машинам и приехали в наш театр. И так срослось, что всем моим ребяткам дали пригласительные – то есть мы и на концертах были всем составом «Пилигримов», и в театр заехали, получается, полной труппой. Он уселся на самом верху и говорит: «У тебя уютно». И мы им в третьем часу ночи грохнули «Скифов». Мне очень понравилась реакция Дениса – он так искренне, по-детски всё переживал. 

– А Гергиев как принял «Скифов»?

– А маэстро задумался, потому что как это на «Белые ночи» в Питер везти – это же рок, музыка, далеко от традиционного театра. Большая ответственность, а зачем ему это надо? Но голоса ему очень понравились, и ресурс наш он увидел, сказал, что мы ни на кого не похожи, что от него услышать было очень приятно. И ещё сказал фразочку такую: «Маленький театр «на пятачке» может быть великим. А большие театры могут быть никчёмными пустышками…» Но при этом он слово «сказка» повторил много раз, сказал, что её ждут в Мариинском театре.

27 мая Театр пилигримов отправляется в Свирск, потом в течение июня опять будет кочевать по области, показывая «Скифов» в Тулуне, Байкальске и других городах.