Колыма в 20 лет

Достаточно сказать, что первая пьеса Дворецкого была опубликована, когда ему исполнилось 40 лет. А родился Игнатий в 1919 году в городе Слюдянке на берегу Байкала. Среднюю школу окончил в Иркутске. Увлечённый, как и многие из его поколения, романтикой воздухоплавания, мечтал учиться в Дирижаблестроительном институте (был такой в Москве), но не получилось. В 1937 году оказался в Херсоне (невольное совпадение: в том же году я родился в этом городе). Он устроился на местную судоверфь, потом токарем – на завод сельхозмашин, а через год снова отправился в столицу, где поступил в Институт государственного права и управления и успел проучиться два курса. 

«Связался с компанией воров, – писал он в автобиографии. – С группой других студентов, участников этой компании, арестовали по статье 162-й… Должен был получить срок один год. Но всех нас не судили, а по социальной принадлежности, как она определялась в то время, вынесли решение на особом совещании и всем дали по восемь лет срока и статью «социально опасный элемент». Попал на Колыму, был землекопом, лесорубом, рыбаком, трактористом, а в последнее время – руководителем лагерной агитбригады. Во время войны несколько раз подавал заявление с просьбой отправить на фронт, но ему объясняли, что «здесь своим трудом он участвует в укреплении обороны, а туда отпускают только особо ценных военспецов или безнадёжных уголовников, которые для дела самые бесполезные люди, а героями могут стать». 

В 1946 году по амнистии Дворецкий вышел на свободу, вернулся в Иркутск, где жила мать, работал в автобазе «Верхнелентранса» и управлении промысловой кооперации. Его тягу к сочинительству заметили сразу. «Не забуду, – вспоминал впоследствии литературовед Василий Трушкин, – как зимним вечером 1947 или начала 1948 года появился на одной из «Литературных пятниц» в Доме писателей никому не ведомый Игнатий Дворецкий. Его рассказы о Севере, рыбаках на Охотском море захватили слушателей суровой романтикой, свежестью и яркостью красок. Вскоре они появились на страницах альманаха «Новая Сибирь». 

Первая публикация Дворецкого на местном материале – зарисовка о девушке-слюдянщице, без отрыва от производства закончившей с золотой медалью среднюю школу («Медаль Иды Семиусовой») – случилась в октябре 1948 года в «Восточно-Сибирской правде». Отвлекусь и скажу, что писать для газеты он продолжал и тогда, когда к нему пришла известность драматурга. Недавно перечитал его очерк «Прохожу створ плотины» (а это 1963 год) о первых строителях Усть-Илимской гидроэлектростанции и убедился, как на то время мэтр не то что не отставал, а впереди бежал «комсомола». Ведь уже после него на том «створе» побывали будущие писатели Александр Вампилов и Вячеслав Шугаев, тоже блеснувшие очерком в «Советской молодёжи» под заголовком «Голубые тени облаков». Вот как Дворецкий описывал село Невон, рядом с которым потом выросли плотина ГЭС и белокаменный город: «Скоро маленький «Як» превратился в точку. Мы ещё постояли, глядя вслед, и пошли. Снег сразу кончился, началась грязь, сапоги вязли. И началось село. Кондовые избы с витиеватой резьбой, и дворы с крепкими амбарами, и сильные собаки, спокойные, с могучими шеями – за каждым заплотом. Но что-то село, конечно, утратило теперь от угрюмоватой таёжности…»

Но вернёмся в Иркутск конца 1940-х – начала 1950-х годов, где у Дворецкого всё складывалось как нельзя лучше. Он получает предложение работать в штате редакции газеты военного округа «Советский боец», входит в круг творческой молодёжи города, знакомится со своей будущей женой Марией, которая до их отъезда в Ленинград работала заведующей педагогической частью театра юного зрителя; его рассказы охотно печатают журналы Новосибирска и Москвы. Многообещающий автор получает заказ от Иркутского книжного издательства, едет в передовой леспромхоз и пишет документальную повесть «Тайга весенняя». Она выходит отдельной книгой, вслед за которой увидел свет сборник из восьми рассказов «Полноводье». Потом ещё один сборник и повесть, навеянная наступившей в стране «оттепелью», – «Командировка». Его принимают в Союз писателей СССР, направляют учиться на Высшие литературные курсы в Москве.

«Трасса», «Взрыв» и другие 

И вот однажды там, в столице, в разговоре с одним известным прозаиком и драматургом он поделился впечатлениями о встрече с человеком необычной судьбы и характера – уволенным в запас генералом, возглавившим в Иркутской области строительство знаменитой ЛЭП-500, о которой потом написала песню Александра Пахмутова. Этого человека звали Александр Степанович Южаков. «У него, – рассказывал впоследствии Дворецкий, – была огромная воля, масса житейских знаний, дьявольская напористость, переходящая в столкновении с равнодушием в неистовый гнев и грубость. Он плохо владел дипломатией, но умел быть терпеливым; с людьми, в которых чувствовал страсть к делу, был бесконечно добрым и доверчивым… Он умел ободрять людей. Но он был требовательным без уступок». 

– Да это же готовая пьеса! Садись и пиши, – услышал Игнатий в ответ. А на следующий день позвонила заведующая литературной частью театра имени Пушкина: 

– Вы написали пьесу, дайте её нам почитать…

– Нет никакой пьесы, есть только сюжет очерка для журнала «Москва»… 

Тем не менее в указанный театр, где тогда выступали Фаина Раневская, Борис Чирков и другие мастера сцены, он пришёл. Таким образом уже набравший силу прозаик становится драматургом (это счастливое «становится» вскоре произошло и с Александром Вампиловым, также начинавшим творческий путь с рассказов и очерков). А что касается пьесы, названной «Трасса», то премьеры спектаклей по ней прошли триумфально, причём день за днём в январе 1959 года в столичном театре имени Пушкина и Ленинградском Большом драматическом театре, которым руководил Товстоногов.

Право первой постановки следующей пьесы, «Взрыв», два года спустя Дворецкий предоставил Иркутскому драматическому театру. Её сюжет был также взят из жизни, из столкновения характеров реальных людей. Автор восстаёт против всех форм подавления личности, «пигмейской» психологии, социального зла, насаждавшегося в эпоху культа личности Сталина и оставлявшего глубокий, незаживающий след в душах людей. 

Затем на афишах многих театров, и не только нашей страны, стали появляться одно за другим названия его пьес – «Большое волнение», «Мост и скрипка» («Буря в стакане»), «Мужчина семнадцати лет»… 

Вот любопытная заметка в «Восточно-Сибирской правде» от 29 августа 1962 года: «На днях на имя иркутского драматурга Игнатия Дворецкого пришло письмо из Берлина: «Ваша пьеса «Большое волнение», – пишет переводчик Гюнтер Янихе, – принята нашим театральным издательством для распространения. Постановка пьесы состоится сразу в шести театрах республики. Большое вам спасибо за неё». После Болгарии и Чехословакии ГДР – третья страна, в которой идут пьесы драматурга-сибиряка». 

Премьера «Моста и скрипки» («Буря в стакане») на сцене Иркутского драматического театра (режиссёр – Ефим Табачников) прошла летом 1964 года. Постановку «Мужчины семнадцати лет», правда, уже в середине 1970-х годов, в Иркутском ТЮЗе осуществил Лев Титов, а в ролях были заняты Александр Булдаков, Валерий Елисеев, Виталий Зикора, Олег Матеосов, Галина Солуянова и другие. 

В период «хрущёвской оттепели» Дворецкий задумывает драматическое произведение, основанное на личных воспоминаниях о пребывании на Колыме. Пьеса ещё не была дописана, а её уже официально приняли два столичных театра – «Со­временник» и имени Маяковского. Автор выбрал второй, возглавляемый Николаем Охлопковым, который в заключение читки и обсуждения на труппе сказал:

– Эта пьеса должна быть прекрасной трагедией о нашем современном человеке. Огромная философская вещь, которая заставляет думать. Очищение человека – это несёт пьеса…

Казалось бы, всё шло хорошо: среди актёров распределялись роли, готовилось оформление, начались репетиции. Но вскоре над «оттепелью» стали сгущаться тучи, и даже такой авторитетный деятель культуры, как Охлопков, не смог добиться постановки пьесы. Не удалось это сделать и в других театрах, например, Ленинградском драматическом имени Пушкина, где роль главного героя – бывшего секретаря крупного сибирского крайкома партии Алыпова – готовился сыграть другой «тяжеловес» советского искусства, Николай Черкасов. И только спустя четверть века, уже после ухода из жизни автора и в пору другой «оттепели», горбачёвской, «Колыма» взошла на сценические подмостки страны. 

Чешков против Зилова

Всего Игнатий Дворецкий написал около 20 драматических произведений. И самый большой, можно сказать, ошеломляющий успех принесла ему пьеса «Человек со стороны» (она увидела рампу более 50 зарубежных театров и вместе со спектаклями по ней удостоилась свыше 150 рецензий и статей только в отечественных газетах и журналах). У героя этой пьесы инженера Чешкова существовал прототип. «Я приехал в своё время на завод, – рассказывал автор, – на очень большой завод под Ленинградом, который связан одно­временно с машиностроением и металлургией. Прожил там три месяца безвыездно… В общей сложности я провёл на заводе больше года. И снова ещё раз убедился, как нужны прототипы, как важно наблюдать людей конкретных в их обычных, каждо­дневных условиях, а не вообще знать жизнь». 

Прототипы – нередкая субстанция в драматургии. У персонажей «Утиной охоты» Александра Вампилова – Зилова и его товарищей – тоже были прототипы, они, если судить по тексту пьесы, трудились в реально существовавшем в Иркутске бюро технической информации и имели отношение к весьма обычным, приземлённым делам. 

Но не только это интересно. Интересно, во-первых, совпадение по времени появления двух произведений: в 1970 году напечатана «Утиная охота», в следующем – «Человек со стороны». И, во-вторых, – полярность, абсолютная полярность их героев. 

Чешков – человек активный, одержимый целью добиться успеха на вверенном ему участке, беспощадный к апатии, лености, неправде. Зилов же личность с порушенными нравственными устоями, лишённая духовной энергии, как кто-то сказал, «внутренне устранившаяся от живой реальности, выпавшая из времени». Поэтому существовавшая тогда государственная идеология с трудом воспринимала пьесу Вампилова с таким героем и она, к сожалению, впервые увидела сцену лишь через четыре года после смерти автора, да и то на «окраине» страны – в Прибалтике. Но эта тема заслуживает отдельного разговора. 

Мы же размышляем о героях Дворецкого. Достаточно конфликтные, способные вслед за Чешковым брать на себя ответственность, не боящиеся дела и возникающих в связи с этим проблем, они, можно сказать, беспрепятственно выходили к зрителям. Это касается и главного персонажа «Саши Беловой» (называю только премьерные спектакли) в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола, и «Ковалёвой из провинции» с Алисой Фрейндлих в театре имени Ленсовета, и «Проводов» в московском театре имени Маяковского с Татьяной Дорониной и Арменом Джигарханяном, и «Веранды в лесу» в театре на Малой Бронной со Станиславом Любшиным и другими исполнителями.

Возвращение к истокам

Названные в предыдущем абзаце пьесы, за исключением «Ковалёвой из провинции», имеют отчётливые сибирские истоки. Хотя Дворецкий покинул Иркутск в середине 1960-х годов, выбрав местом жительства Ленинград, его творческие интересы были постоянно связаны с малой родиной. Живя или приезжая в наш город, он не проходил мимо редакции «Восточно-Сибирской правды». В моей памяти картина студенческих лет: открываешь дверь в свободный кабинет, надеясь там ­уединиться с листом бумаги, а он сидит за столом, куда-то звонит, что-то записывает. К нему подсаживались знавшие его сотрудники, в том числе ещё молодые Юрий Скоп и Вячеслав Шугаев. А работавший тогда в «Советской молодёжи» Владимир Ивашковский рассказывал: «Частенько в редакцию заходил Игнатий Дворецкий. Они обычно уединялись с Вампиловым. Преуспевающий драматург легко находил общий язык с младшим собратом, а мы, чтобы не мешать, разбредались по другим кабинетам». 

В одну из командировок Дворецкий познакомился с учёными-физиками Иркутска, съездил в Саянскую солнечную обсерваторию. Так родилась идея написать пьесу «Саша Белова», по которой затем был снят шестисерийный художественный фильм «Солнечный ветер» с Анной Каменковой в главной роли, актёрами Николаем Ерёменко, Ниной Ургант, Леонидом Марковым, Майей Булгаковой, Михаилом Глузским и другими. 

Ещё в период увлечения прозой он побывал в Баргузинском заповеднике на Байкале. Те впечатления легли в основу повести «Источник». Прошли годы, драматург снова посетил эти места и обнаружил там сложнейший узел социальных и нравственных проблем. Так возник замысел новой пьесы, названной «Веранда в лесу». В ней автор, отмечала критика, «оказался послушным учеником Чехова и даже не скрывал этого». И далее: «Если взять широко известную пьесу Дворецкого «Человек со стороны» и смешать её в равной пропорции с ещё более известной пьесой А. Чехова «Три сестры», то получится спектакль А. Эфроса «Веранда в лесу» по пьесе Дворецкого…». 

Была и поездка в Иркутск в связи с участием в не совсем обычном событии в нашем городе – семинаре драматургов Сибири и Дальнего Востока. Выступая на нём в качестве руководителя, он говорил:

– Драматургу надо иметь не только смелость правдиво изображать своих современников, но и мужество отстаивать свою позицию. В этом суровая правда нашей профессии. Но в ней есть и особая привилегия, о которой нельзя забывать, привилегия и особое доверие – разговаривать с современником только о самом насущном, самом больном, ибо без конфликтности нет драматургии… 

«Не суетитеcь!» 

В Ленинграде Дворецкий прожил больше, чем на своей родине после Колымы. Там, на берегах Невы, кроме написания собственных пьес, он на базе местного отделения Всероссийского театрального общества создал драматургическую мастерскую. Занятия в ней, по свидетельству участников, проводились регулярно и посвящались конкретным обсуждениям рукописей, которые предварительно и тщательно отбирались. Анализируя ту или иную пьесу, наставник обращал внимание на построение сюжета, характеры, завязки, финалы, отмечал владение репликой, интонацией, следил за театральностью действия, любил приводить примеры из своего опыта, рассказывал о работе с разными театрами и режиссёрами. В то же время его принципом было ничего не навязывать молодым, спорить с ними на равных, отводя себе роль «играющего тренера». 

Среди тех, кто учился у Дворецкого в 1970–1980-е годы, была мощная плеяда представителей так называемой «новой волны» в драматургии. Это Александр Галин, известный пьесами «Ретро», «Стена», «Восточная трибуна», Алла Соколова («Фантазии Ферятьева»), Сергей Коковкин («Пять углов», «Триумф на Триумфальной», «Демарш энтузиастов»), Семён Злотников («Пришёл мужчина к женщине», «Мутанты», «Инцест»), Александр Кургатников («В гостях у донны Анны», «Практически счастливый человек»), Людмила Разумовская («Дорогая Елена Сергеевна») и другие. 

Все, кто знал Дворецкого, отмечали в нём незаурядный социальный и творческий темперамент. Он более всего ценил романтиков, увлечённых, фанатически преданных своему делу людей. Ему принадлежат слова, сказанные на одной из встреч с коллегами: «Раньше люди задавали себе вопросы: что делать, как жить? Теперь задают: какой счёт, счёт успехам, карьере, деньгам? Это страшно! Не суетитесь! Что нужно творческому человеку? Семья. Два-три друга. И письменный стол». 

По случаю его 60-летия Алексей Арбузов, автор знаменитой пьесы «Иркутская история», адресовал юбиляру через «Литературную газету» открытое письмо. Приведу фрагмент из него:

«Уже 25 лет прошло со дня нашего знакомства в Иркутске, когда Вы, юный 35-летний мужчина, подарили мне тоненькую книжечку своих рассказов. «Бросьте свою прозу! – сказал я Вам тогда. – Вы прирождённый драматург». «Но почему?» – удивились Вы. «Ваши герои разговаривают репликами. Они просятся быть произнесёнными актёрами. Это – редкое качество»… В начале своего пути Вы написали «Трассу». Это была яростная пьеса, и наши театры с непривычки не знали, как с ней быть. Но Вы не успокоились, и был написан «Человек со стороны». Им Вы утвердили себя в отечественной драматургии и заняли лично Вам предназначенное место… Ваш герой не был функцией – желая добра, он делал ошибки; не щадя окружающих, не щадил и себя… Пьесы, написанные Вами впоследствии, по-прежнему носят свойственный Вам неспокойный характер, они полны тревожного поиска, и Вы всё ближе и ближе подбираетесь к человеческой душе…».

Игнатий Дворецкий ушёл из жизни в 68 лет. Похоронен на Волковом кладбище в Ленинграде (Санкт-Петербурге).