Уголовное дело по факту преступления, отличающегося (на мой взгляд) особой циничностью и наглостью, зиминская полиция возбудила в тот же день, и оно было немедленно взято под контроль не только ГУ МВД по Иркутской области, но и лично Сергеем Ерощенко, губернатором Иркутской области. Наша газета рассказывала об этом 25 февраля в статье «Закон – тайга, качок – хозяин». Вскоре после той публикации на встрече губернатора с журналистским коллективом «Восточно-Сибирской правды» Сергею Ерощенко было задано несколько вопросов по проблемам леса, в том числе и об этом преступлении.

– Я убеждён, что мы найдём этих… «ребят», – ответил губернатор. – Поверьте, я  добьюсь того, чтобы мы достучались до конкретных людей. Причём не просто до тех, кто приехал на машине, до этих троих, а со всеми фигурантами поработаем…

Прошёл месяц.

– Да никак следствие, похоже, не продвигается, – отвечает на мой вопрос Станислав Панковец. –  Меня об этом не информируют. Я не знаю, пытается ли кто-то найти тех преступников и других, которые их наняли, но вижу желание возбудить уголовное дело против меня. Кому-то я здесь очень мешаю. 

– Уголовное дело против вас?! 

В этом месте можно было бы изобразить изумление, тем более что я действительно был немного удивлён. Совсем немного. В том-то и дело, что расследование лесных преступлений по принципу «сам дурак» – явление не столь уж редкое. Не уверен, что в области найдётся хотя бы пять руководителей лесничеств, проработавших в лесном хозяйстве 10 и более лет, на которых ни разу не возбуждали уголовных дел. Их возбуждают не столько для того, чтобы пресечь явное или мнимое преступление, сколько для острастки. Чтобы лесник боялся. Чтобы был сговорчивее, послушнее. Поводы для дел придумываются разные. Иногда абсурдные, анекдотичные, если посмотреть на них глазами простого человека, с правоохранительной системой не связанного. 

Запомнилось давнее дело против руководителя одного из лесничеств в связи с неуплатой налогов. Решили тогда лесники устроить районный детский праздник для членов школьных лесничеств, посвящённый весне и птицам. Но проблема в том, что лесничество – учреждение бюджетное, а бюджетных денег на подобные мероприятия государство не выделяет. Как и в прошлые годы, выручил представитель местного частного лесного бизнеса. Выдал лесникам то ли пять, то ли семь тысяч рублей на чай, пирожные и копеечные сувениры для ребятишек из таёжных деревень. Возможно, всё было бы нормально, если бы организаторы детского праздника просто взяли эти деньги и просто купили то, что нужно ребятишкам для удовольствия. А они, считая себя людьми государевыми, провели спонсорские деньги официально, через кассу. И авансовый отчёт составили с чеками, подтверждающими, что вся сумма до последней копейки потрачена на радость детям. Вот здесь-то и был выявлен «криминал». Оказывается, тратить эти деньги до последней копейки нельзя. С пожертвованных детям 5–7 тысяч рублей надо было ещё заплатить налог на прибыль. В лесничестве об этом не подумали, не вспомнили. Прекрасный повод потрепать нервы начальнику лесничества, чтобы в следующий раз думал, кто на самом деле в лесу и в жизни хозяин. Несколько раз на допрос его. Повестками. Чтобы рейды пореже устраивал и не мешал серьёзным людям деревянные рубли в лесу заготавливать. Плюс опросы других работников. Плюс письменные объяснения. И вот уже городок заполняют слухи: «А лесничий-то наш, который лес за огородами рубить не разрешает и честным прикидывается, оказывается, прибыли имеет, а налоги с них не платит!» Откуда взялись «прибыли», с какой суммы налог не уплачен, об этом мало кто может задуматься. Понятно, что дела, возбуждённые для острастки, в конце концов закрываются. Важно вбить в сознание людей, что государственные лесные инспектора как минимум люди не очень честные. 

– Уголовное дело? – переспрашиваю Панковца, хоть и услышал его слова прекрасно. – А в чём обвиняют-то?

– В использовании личной машины в служебных целях. 

Я не удержался, захохотал. Дело в том, что не так давно у нас сломалась редакционная автомашина и наш водитель несколько дней работал на своей личной. А я подшучивал над ним, грозился сообщить «куда следует», что он неправомерно использует личную машину в служебных целях. Обвинение мне казалось сверхабсурдным и потому смешным, но кто-то, оказывается, и его использует на полном серьёзе. Только лесничий, пострадавший от кулаков бандитов в собственном кабинете и обратившийся за помощью в полицию, ответил мне хоть и с заметной иронией, но, в общем-то, довольно серьёзно. Скоро всё выяснилось. 

Работники лесничеств, проводя рейды по выявлению и пресечению незаконных рубок, повсеместно и часто используют не служебный, а личный автотранспорт. Иногда и вовсе берут машины «взаймы» у друзей, соседей. В одном из относительно недавних рейдов по куйтунским лесам принимал участие местный предприниматель как раз потому, что у него есть довольно лёгкий и удобный вездеход. Так делается, думаю, не только в нашей области, потому что служебный транспорт лесничеств «чёрные» лесорубы давно и отлично знают. 

Стоит служебному «уазику» выехать из города в сторону леса – по тайге несутся телефонные трели: «Сматывайтесь все! Лесники в рейде!» Кстати, лесная милиция (когда она ещё была милицией) использует похожие приёмы. 

Два-три раза мне доводилось быть с ними в рейде на одном и том же «уазике» – запомнил его по характерным царапинам, – но всякий раз с разными номерами, чтобы ввести в заблуждение «фишек» – воровских наблюдателей, стоящих «на шухере». 

Машины личные, но бензин для проведения рейдовых мероприятий выделяется государственный.

– Приехал следователь и стал говорить про поступившие на меня сигналы. Что я бензин ворую. Что якобы есть свидетели, которые видели, как я заправлял свою машину за казённый счёт. Хотя я же выявлял незаконные рубки. 

– А про тех бандитов, которые погром в кабинете устроили, следователь что-то рассказывал или расспрашивал? 

– Нет. Про них никто не вспоминает. Мне неофициально рассказал, что на следователей там большое давление оказывают, чтобы они нашли предлог и выгнали меня с работы.

– Месяц назад, когда вас в кабинете избили, вы говорили, что не знаете, стоит ли оставаться на работе после того, как у вас сожгли машину, сожгли дом, а теперь ещё вот и избили в рабочем кабинете. Что сейчас думаете? Не собираетесь бросать лесное хозяйство? 

– Нет. Не собираюсь. Если не выгонят, конечно. Кому-то я здесь сильно мешаю.

– Анатолий Новиков, ваш бывший начальник территориального отдела, был хорошим специалистом, но он, как и планировал, всё-таки уволился. Вы сейчас исполняете его обязанности? 

– Да. Временно замещаю эту должность. У нас многие увольняются, потому что мы защищаем лес – государственную собственность, а сами защиты от государства не видим.

– Я о Стасе Панковце немного наслышан, – рассказывает Алексей Бархатов, начальник отдела Федерального государственного лесного контроля (лесной охраны) и Федерального государственного пожарного надзора в лесах Агентства 

лесного хозяйства Иркутской области. – Знал, что, когда он работал в Куйтуне, лесные воры сожгли у него и машину и дом. И здесь, в Зиме… Поэтому представлял его крепким мужиком, которого бандиты боятся. А когда познакомились – худенький молодой человек. В Зиме ситуация по незаконным рубкам и вообще по лесонарушениям, пожалуй, ещё серьёзнее, чем в Куйтунском лесничестве. Но он работает. И даже в разговоре, в интонациях чувствуется, что человек болеет за своё дело. А его отжимает система…

Чтобы не сбить Алексея Николаевича с мысли, не стал уточнять, что именно подразумевает он под системой, хотя и без того скоро всё встало на свои места.

– Вы правильно написали в газете, что бить его в кабинет приходили, конечно, не уличные хулиганы, а чьи-то наёмники, – говорит Бархатов. – Это понятно и очевидно всякому. У них цель напугать так, чтобы лесничий или уволился, или стал соучастником тех, с кем сейчас борется. Станислав Олегович обратился к государству за защитой. После этого к нему приходят опера и высказывают подозрения, что, может быть, это ему в пьяной драке кто-то накостылял. Потом приезжает следователь и сообщает: у меня тут заявление поступило, что ты государственным бензином свою машину заправлял. А про само преступление, про избиение государственного служащего при исполнении служебных обязанностей в его государственном кабинете – никто и ничего. 

Самым страшным Алексей Бархатов считает даже не тот факт, что полиция и следственный комитет не могут раскрыть это конкретное преступление, а то, что в Иркутской области за последние годы не было раскрыто вообще ни одного преступления против работников лесного хозяйства, против лесной охраны. Ещё и поэтому, наверное, таких правонарушений становится всё больше. Если кого-то из преступников когда-то всё-таки найдут – это станет счастливым исключением из правила. Или, может быть, из недоброй традиции, сложившейся в системе. Он вспоминает серию куйтунских поджогов автомашин, гаражей, усадеб. Сгоревший дом опытного лесовода Жилкиной в Кировском лесничестве. Раздавленную воровским «КАМАЗом»в Усть-Ордынском округе легковушку лесника, который, как и Панковец, поехал на нелегальную деляну на своей, а не на служебной машине. 

– Это недопустимые вещи, когда «братки» могут просто приехать, не особо скрываясь, и нанести побои государственному служащему. Это сигнал очень тревожный, – высказал свою личную позицию Владимир Трубников, мэр города Зимы. – То, что они себя так уверенно чувствовали, не лезет ни в какие рамки. 

В Иркутской области за последние годы не было раскрыто ни одного преступления против работников лесной охраны

– Считаю, что преступление однозначно должно быть раскрыто, – официально и уверенно начинает отвечать на мой вопрос Наталья Никитина, мэр Зиминского района. Но уверенности ей хватает ненадолго, потому что она не просто мэр, но в первую очередь местный житель и просто женщина. – А вот будет ли оно раскрыто, не уверена. Проблема сохранения леса для нашего района очень больная. Знаете, я же сама из лесного посёлка. У меня и 

отец лесником работал. И когда-то в детстве у нас было школьное лесничество. Мы сами деревья сажали, леса восстанавливали. Мама у меня в посёлке и сейчас живёт. Я езжу туда еженедельно. И, конечно, вижу – вырубается много.

В Главном управлении МВД по Иркутской области сколько-нибудь понятного комментария мне получить не удалось. Один из офицеров в неофициальном разговоре определил факт избиения государственного служащего в его рабочем кабинете как «вызов криминала власти». Другой постарался перевести разговор с факта преступления на личность пострадавшего. Он посоветовал «не делать из потерпевшего героя», потому что он «человек не вполне однозначный. Не одуванчик». Дмитрий Дюгаев, начальник зиминской полиции, передал через ведомственную пресс-службу, что новых данных у него нет и он может повторить мне только то, что сообщал ещё… 20 февраля, в день совершения преступления. 

Немногословными оказались и представители Следственного управления Следственного комитета РФ по Иркутской области. Через пресс-службу мне сообщили, что ко вчерашнему полудню личности преступников установлены не были, поскольку пострадавший их плохо запомнил и не смог описать достаточно подробно. Поэтому никто не задержан.

– Много вырублено, – повторяет после паузы Наталья Никитина. – И остановить-то процесс невозможно. Я еду в посёлок, вижу – рубят. Вызываю полицию, лесников, они выезжают. Но не будешь же там каждый день стоять.