Если предпринять попытку некой наукоподобной классификации, то соотечественники разделились на три неравные группы. Большая и лучшая их часть праздники любит, с наслаждением их проводит и потом с трудом входит в рабочий ритм. Есть небольшая группа людей, которые, наоборот, праздники терпеть не могут вообще, как явление. Но это трудоголики, которым нечем занять себя дома и которые и в будние дни из контор вылазят на свежий воздух очень неохотно, чуть ли не раз в год, как сурок Фил. Есть ещё чисто теоретически выведенный тип людей, которые и праздники и работу воспринимают с одинаковым воодушевлением, но это скорее образец идеального человека, к которому нам всем нужно стремиться.   

И мне хотелось бы неожиданно поддержать команду «трудоголиков», бросить свой медяк в их копилку ненависти к праздникам. Но не вообще ко всем, а именно к Новому году. Это, без сомнения, самый любимый праздник, сохранивший в любом закостенелом цинике детскую веру в чудо.  Иркутский бард Костя Погодин много лет назад написал песню, из которой намертво запомнилась только одна строчка, точно описывающая новогоднее настроение, – «Счастье пахнет апельсинами». И в то же время это самый странный, бессмысленный и ничем не обоснованный праздник. 

В самом деле, а что такое «праздник»? Само слово восходит к понятию «праздность», которая, по определению классика, мать всех пороков. Подразумевает это коллективно-массовое ничегонеделание, веселье и грех чревоугодия по какому-то всем понятному радостному поводу (поэтому и не считают праздником, например, поминки). Собственно явление возникло на заре эволюции человечества, когда ещё и слов-то таких не было – тогда вообще никаких слов не было и первобытные люди общались мычанием и маловразумительными междометиями. Первые праздники были не упорядоченными в календаре (в частности потому, что и календаря тоже ещё не было) и незамысловатыми в своём основном поводе: завалили охотники мамонта – вот тебе и праздник на целую неделю. 

Первые празднования событий на регулярной, упорядоченной основе возникли с развитием земледелия и скотоводства. (Нужно заметить, что исторически вообще все праздники связаны с самыми древними профессиями и вводились по мере их появления и развития: сначала охоты, потом – скотоводства, затем и земледелия). Развитие этого явления можно проследить на примере отдельно взятой этнической культуры. Например, милых моему сердцу древних кельтов. И по сей день у них сохранились четыре главнейших праздника, чётко привязанных к хозяйственному календарю.   

Приходу весны, в начале февраля, был посвящён Имболк – это период ровно на полпути между зимним солнцестоянием и весенним равноденствием, когда начинали появляться первые признаки просыпающейся природы. Началу лета и одновременно посевной и выгону скота на поля посвящался праздник наступления лета Белтайн, датировавшийся 1 мая. Соответственно, праздник наступления осени с сопутствующими ему уборочной страдой и возвращением скота с пастбищ в загоны праздновали в начале августа. Назывался он Лугнасад. 

Заканчивался год Самайном (Самхейном). Сейчас это называется Хэллоуином, или Днём всех святых, – это ночь с 31 октября на 1 ноября. Традиция эта ущербна, и идёт она от обычая кельтов в эту ночь почитать умерших. Но основной повод праздника был связан исключительно с сельским хозяйством – это праздник окончания уборки урожая и забоя излишков скота с последующим пиром. И в данном случае понятно, почему именно в этот день начинали отсчитывать следующий год. Понятно, почему, что и по какому поводу праздновали древние кельты в каждом из четырёх приведённых событий.   

Однако праздность, видимо, изначально запрограммирована в сущности людей. Как говорил Терминатор-2, it’s in your nature to destroy yourselves – саморазрушение заложено в вашу природу. И люди, исчерпав природные поводы, сначала понапридумывали церковных праздников, а потом и вовсе связанных с какими-то историческими событиями. Так у нас появились Рождество и День Конституции. Поводы по-человечески понятные, но забавно то, что празднуют их люди, далёкие от православия и вообще любой религии, а также никогда не читавшие Основной закон и вообще смутно представляющие, для чего он существует. 

Но, повторюсь, в этих случаях хотя бы понятно, что мы празднуем. В народе этот феномен метко сформулировали, как «опять нет повода, чтобы не выпить». И тут мы вплотную подходим к этому странному явлению – празднованию Нового года в ночь с 31 декабря на 1 января. Нет, понятно, что именно этот день своим волюнтаристским указом назвал началом года Пётр I, чем поменял летосчисление российское, приблизив его к европейскому. Но, воля ваша, какими разумными причинами объясняется выбор именно этого дня как начала нового года – постичь невозможно. 

Что такое 1 января с точки зрения даже не сельскохозяйственного, а обычного, бытового календаря? Это – ничто. Даже сев и хорошенько подумав, царь Пётр не смог бы придумать более неподходящий день для начала нового года. Это ни начало, ни конец календарной зимы. Это даже ни её математическая середина. Это – начало второго месяца зимы, и, согласитесь, ничего праздничного в этом не проглядывает. 

Какие-то практически полезные выводы из этого отнюдь не следуют. Традиция всегда одерживает верх над логикой, и попытки алгеброй поверить гармонию всегда изначально обречены на неудачу. Новый год – всенародно любимый праздник, потому что он есть, и никаких других ра-зумных объяснений не существует. В конечном счёте можно праздновать Новый год одновременно и по православному, и по буддийскому, и по любому другому календарю, включая праздники древних кельтов: на Новый год у них вполне подходят и Имболк, и Самхейн. Чем больше Новых годов – тем лучше, что бы ни гундели всем всегда недовольные трудоголики. Потому что опять нет повода, чтобы не выпить…