Прорвался!

Ещё пять лет назад Лосев был обыкновенным учителем в начальной школе, но однажды сел в поезд и уехал на прослушивание к столичному профессору Прянишникову. В глазковскую школу он не вернулся, но вскоре принят был в Императорскую, Мариинскую оперу. 

Рассматривая артиста из зала, Валериан Шукис думал всё об одном: «Прорвался! А мог ведь и прозябать со своим талантом в Глазково; другие-то вон живут себе простенько, как живётся, ничего особенного не хотят. А я очень хочу, но удача ко мне почему-то не повернётся никак!»

В апреле нынешнего, 1907 года в городском театре давался спектакль в пользу недостаточных (так деликатно теперь именуют бедных) гимназистов. Но ни в прошлом, ни в позапрошлом, военном ещё году было не до благотворительности, и Валериана Шукиса чуть не отчислили из предпоследнего класса за неуплату. Выручила его природная грамотность: приняли на работу корректором, а экзамены решено было сдать экстерном.

Мать договорилась о репетиторстве со своей знакомой Розой Демидовной, преподавательницей женской гимназии, но в последнее время та выглядела расстроенной и при первой возможности сворачивала на больную тему – прибавку к жалованию за выслугу лет:

– Очень странно и крайне несправедливо, что надбавку отобрали у нас, педагогов женских гимназий, ведь в мужских-то гимназиях она до сих пор выдаётся! Ох-ох-ох, далеко отсюда до Министерства просвещения, а от местной власти и тем более ничего не добиться! 

Роза Демидовна лет пять уже как грозилась «уехать обратно в Россию», но всё не уезжала, так что даже и Валериан догадался: возвращаться ей не к кому. Да и вряд ли где-то лучше теперь; в конце апреля учительствующий Иркутск поразила газетная весть: «На Страстной неделе в Петербурге убита с целью грабежа бывшая начальница Иркутского института Императора Николая I баронесса Екатерина Венцеславовна Котц с прислугой». 

Прилично ли получать гонорар?

Учительница иркутской женской гимназии.
Рис. Б. Смирнова, 1904 год.

Года полтора назад в иркутских гостиных обсуждался проект открытия на акционерных началах нового учебного заведения с высокой годовой платой, позволяющей выписать педагогов из Петербурга и Москвы. Розе Демидовне этот проект очень нравился – просто потому, что сама идея была пущена ею на одном из родительских собраний. Она и затраты просчитала, уложившись в пятнадцать тысяч рублей. Свободным капиталом располагали десятка два родителей, но, как назло, у всех них дети учились уже в старших классах, и все планы на будущее связывались уже не с Иркутском, а с Казанью, Петербургом, Москвой. 

В апреле нынешнего, 1907 года, словно бы по заявке Валериана, в иркутском общественном собрании начались общедоступные лекции по физике, химии, математике. Особенно доступными оказались цены, и Роза Демидовна сразу вынесла приговор: «Прогорят: при десяти копейках за билет можно только зал оплатить да гардероб, а у них ведь ещё и расходы на опыты, да и лекторам полагается гонорар!» 

В первый месяц удалось избежать убытка исключительно из-за солидных пожертвований, но рассчитывать на них впредь уже не приходилось. И Александр Иванович Виноградов, напечатавший за свой счёт и афиши, и билеты, предложил поднять цену за вход. Коллеги согласились, но касательно гонораров разгорелась дискуссия: часть обеспеченных лекторов саму тему нашла неприличной. Кончилось тем, что замечательное предприятие, едва только начавшись, распалось. А вместе с ним ушла и надежда Валериана Шукиса на хорошую подготовку к экзаменам. 

Забытая стипендия

Правда, у него оставалась ещё тайная надежда на стипендию. А дело в том, что в феврале нынешнего, 1907 года он, вычитывая свежий номер газеты, обратил внимание на одно чрезвычайно любопытное объявление: «Приказом по Забайкальской железной дороге от 19.12.1905 года объявлено было о стипендии имени инженера путей сообщения Оглоблина, бывшего начальника дороги. Служащими собрано по подписке 9500 руб., которые пошли на приобретение ценных бумаг. Процент с созданного таким образом капитала и стал стипендией имени инженера Оглоблина. Но до сей поры не поступило ни одного заявления – видимо, оттого что приказ просто никому неизвестен». 

На «железке» незадолго до смерти работал отец Валериана, и теперь он попробовал этим воспользоваться – написал обстоятельное прошение в управление Забайкальской дороги. 

Сдавая экзамены за последний гимназический класс, он среди экстернатов с удивлением обнаружил троюродного брата Михаила, заканчивавшего реальное училище. Оказывается, теперь и «реалисты» могли поступать в университеты, надо было лишь сдать латынь за полный гимназический курс. 

Движущиеся тротуары

Среди экстернатов, держащих экзамен в мужской гимназии, были и две девицы – случай для Иркутска небывалый. Да и сами барышни показались Валериану необычными, особенно блондинка Раиса Рогова. Сначала он разговорился с ней перед экзаменом, затем они обменялись конспектами, а после целый час просидели в гимназическом скверике, правда, вместе с братом Михаилом. Под конец Раиса спросила:

– Как вы думаете, что будет в Иркутске через сто лет, в начале двадцать первого века?

Это был очень хороший вопрос, потому что накануне Валериан вычитывал гранки с пасхальной фантазией «В Иркутске через сто лет», написанной неким Z. Соблазн произвести впечатление оказался столь велик, что Валериан выдал мысли Z. за свои: 

– Я думаю, что в Иркутске не останется ни пыли, ни грязи, а на главных улицах установят тротуары, которые будут двигаться силою электричества. 

– Откуда же возьмётся столько электричества? – усомнился брат. – Ведь оно стоит очень дорого!

– В двадцать первом веке электричество будет стоить гроши, потому что Иркутск обзаведётся огромной электростанцией! 

– А тюрьмы будут? – не унимался задетый Михаил.

– Закроют все до одной! Потому что не станет уже и преступников – люди станут просто иногда ошибаться. А вместо городовых появятся инструкторы уличного порядка и благоустройства, ведь жизнь улиц станет очень сложна и им потребуется много выпускников политехникумов. 

Метаморфозы

10 мая Валериан Шукис получил уведомление о выделении ему стипендии имени инженера Оглоблина; а на другой день улицу Баснинскую, на которой он жил, начали мостить булыжником – к радостному удивлению местных жителей. Ещё более неожиданной для обывателя стала целая армия мороженщиков, высыпавших на улицы. А вот Валериан ничему совершенно не удивился: как корректор «Сибирской зари» он все новости знал наперёд. 

Объявление же в сегодняшнем номере (о продаже дамского седла, дамского же велосипеда и рояля во втором этаже дома Кузнецова на Баснинской) говорило о том, что Раиса Рогова уже собирается в Петербург. Оно же означало, что и отъезд Валериана Шукиса тоже не за горами. Правда, мать возражала: она страшно боялась «дурных столичных влияний», и ей даже пришла в голову мысль женить сына на дальней родственнице Аглае Завьяловой. 

В детстве Аглая была очень весёлой, подвижной и чрезвычайно сообразительной, но недавно Валериан встретил её – и не узнал. После смерти отца она сразу оставила гимназию и стала помогать матери пристольничать на похоронах, брала на дом шитьё, вела сад-огород, ухаживала за младшими братьями. И очень скоро превратилась в испуганную старушку, способную говорить лишь о том, что «ежели за шитьё не рассчитаются вовремя, нечем и мяснику заплатить!».

В день отъезда Раисы Валериан освободился только за два часа до отхода поезда и поспел к роговскому двору, когда дочь с отцом уже усаживались в коляску. Подойти к Раисе в присутствии Романа Кирилловича он не решился, просто постоял за деревом и послушал, как они говорят:

– А что он не пришёл проститься – даже и хорошо: стоящий, стало быть, работник. 

– Может, и стоящий, только очень тщеславный, – рассмеялась Раиса, – статью твоего знакомого Зеньковского «Иркутск через сто лет» выдал за собственное сочинение. И почему он решил, что я не читаю газет? 

Автор благодарит за предоставленный материал сотрудников библиотеки Иркутского государственного университета