ВОТ те раз, на мой громкий стук в дверь никто не отвечает. А мне говорили, что она редко выходит из дома. Заслышав голоса на улице, выглядываю из подъезда. На лавочке – женщина средних лет, рядом – костыль. Весело оправдывается:

— ДА я ненадолго отлучилась, на рынок ездила, могу в кои-то веки прибарахлиться. Только присела отдохнуть.

Грузно поднимается, костыль под мышкой, в руке тряпичная сумка с новым пальто, вижу, как тяжело ей даётся каждая ступенька, ведущая на третий этаж.

У Ирины Тефанюк-Литуевой церебральный паралич нижних конечностей, точнее, парапарез, в простонародье, конская стопа. До семи лет она была, как все дети, ничем от других не отличалась. В школу пошла – болезнь начала прогрессировать. Был период, когда она передвигалась на коленках… В посёлке Шиткино, где жила с родителями, местный врач утверждал, что её заболевание не лечится. Девчонка она смелая, находчивая, никто ей не подсказывал, сама написала письмо в «Комсомольскую правду», изложила суть дела. Получила оптимистический ответ, благодаря которому добилась направления в Иркутскую клинику. Первую операцию ей сделали в девятнадцать лет, вторую – в двадцать один. Ходить стало легче. Дважды лечилась в восстановительном центре Дикуля в Иркутске.

Говорит, что когда поняла, что судьба неласкова к ней, она поставила перед собой четыре цели: лечиться, учиться, приобрести свой дом и родить ребёнка. И по возможности целенаправленно к ним шла. Мечтала заочно окончить школу искусств, тягу к рисованию имела. Мать не отпустила, спрятала документы.

В своё время в стране работал всесоюзный клуб «Корчагинец», который объединял в своих рядах несколько тысяч людей с ограниченными возможностями. Общались по переписке, иногда перезванивались, встречались. Ирине на месяц пятьдесят конвертов не хватало. Она заряжала людей, попавших в сложную жизненную ситуацию, оптимизмом, поддерживала морально, заставляла поверить в себя. От её писем исходили свет и тепло. Заочно, по переписке она была избрана председателем сибирского отделения инвалидов, куда входили Читинская, Иркутская, Новосибирская области, Красноярский край, Дальний Восток.

По переписке Ирина познакомилась с Александром Литуевым из Омска. Он был старше её на три года, глубокая форма церебрального паралича. Он дважды делал ей предложение. Подумав, согласилась, переехала в Омск. Пребывала на седьмом небе от счастья, узнав, что будет ребёнок. Врачи же были в шоке, когда она пришла на приём: открыто сказали, что родители с таким диагнозом не могут иметь здоровых, полноценных детей. У неё проблемы с тазобедренными суставами, нарушения отдела позвоночника. Даже если выносит ребёнка, кесарево сечение неминуемо, а это не всегда заканчивается благополучно.

Ирина Литуева, двадцати пяти лет от роду, инвалид первой группы родила самостоятельно, спокойно, без больших осложнений для своего организма. Прогноз врачей был неутешителен: по всем признакам, мальчика ждёт инвалидность. Прикрепили к семье детского массажиста. Женщина без комплексов и высокого уровня морали, она, ежедневно бывая в молодой семье, по капле выдавала новоиспечённой матери перспективы неутешительного развития ребёнка. Что пережила в эти тревожные месяцы Ирина, только ей известно. Глядела на подрастающего, лопочущего Мишутку, и у неё от боли и волнения сжималось сердце, холодела душа.

Семейная жизнь не заладилась, не ко двору свекрови пришлась невестка. Через два года, забрав крепенько стоявшего на ногах сынишку, вернулась к родителям в Шиткино.

В Москву писала, в Иркутск, несколько лет обивала пороги районного начальства с просьбой выделить ей благоустроенную квартиру в городе. Для неё каждая поездка в районный центр, за пятьдесят километров от посёлка, превращалась в пытку. Но она упорно, периодически, на костылях, с больными ногами отправлялась в Тайшет искать справедливости, доказывала, убеждала, просила. В один из таких дней познакомилась с новым главой районной администрации Анатолием Зелезинским:

— Берите машину и поезжайте с нашим сотрудником. Ищи себе пустующую квартиру, каких, я знаю, немало.

Так десять лет назад она с сыном из посёлка переехала в Тайшет. Квартирка, правда, небольшая, однокомнатная, на третьем этаже. Рядом, под окнами, разбила небольшой огород. Капуста, картошка, морковка, кабачки свои. Грядка клубники. Смородины нынче знакомая женщина дала. Когда сын был рядом, помогал в огороде.

Сейчас Михаилу девятнадцать. Мамина гордость и свет в окошке.

— Он выше меня на две головы. Нынче окончил колледж в Красноярске, всё время подрабатывал. Сейчас поступил заочно в институт, устроился продавцом в магазине, – делится радостью Ирина Ивановна.

По секрету сообщила, что у него есть девушка, возможно поженятся. Показывает фотографии сына и его избранницы: он крепкий, высокий, она – очаровательная блондинка. Собираются на выходные дни приехать, потому Ирина прикупила кухонную мебель в кредит, справила себе обнову. Очень ей хочется понравиться будущей невестке.

Материально, конечно, тяжело жить на одну пенсию. Питается она скромно, из еды предпочитает помидоры и кефир. Из одежды практически ничего, в иных вещах ходит по много лет. Умеет вязать. С ортопедической обувью проблема, потому каждую весну и осень приобретает новые ботинки. За лето снашивает две-три пары туфель.

— Можно, конечно, чаще, но я их клею, чиню и хожу до последнего.

Смотрю на неё, слушаю и искренне поражаюсь её энергии, силе воли, жажде жизни, философски смотрит она на маленькие неприятности. Затеяла Ирина мелкий ремонт. Нашла работницу, рассчиталась с ней сполна, а та только обои приклеила и теперь не отвечает на телефонные звонки.

— Так зачем Вы с нею сразу расплатились, следовало бы это сделать по окончанию работы?

Пожимает плечами, всем видом давая понять: такой она доверчивый человек.

Нет, на судьбу не жалуется, в жилетку не плачет, как иные, ограниченные в движениях. Мудро замечает:

— Если бы слёзы могли вернуть мне здоровье, я бы рыдала несколько дней подряд.

В ДВАДЦАТЬ девять лет он получил первую группу инвалидности по зрению. В тридцать восемь стал отцом.

Он рос спортивным мальчишкой, увлекался хоккеем, футболом. Проблемы со зрением у Рустама Тураева начались в пятнадцатилетнем возрасте, когда ему в глаз во время ныряния в речке попала заноза. Думал – проморгается. К тому времени у подростка уже наблюдалась близорукость. Потом развилась посттравматическая катаракта. В областном центре сделали операцию, левый глаз вернуть к жизни не смогли. Большого дискомфорта не ощущал. И даже не подозревал, что относится к категории инвалидности. Говорит, у него был стереотипный образ инвалида по зрению: длинное пальто, шляпа, трость, тёмные очки.

В Бирюсинске окончил школу, выучился на кондитера. Но начались не лучшие преобразования в стране, предприятия стали закрываться, менять профиль, и он, как самый молодой и неопытный, попал под сокращение.

Надо было жить, что-то делать, и, памятуя своё увлечение спортом, в двадцать лет начал активно заниматься карате. На удивление показывал неплохие результаты, выступал на городских, региональных соревнованиях и ниже первого-второго места практически никогда не занимал. Через два года болезнь жестоко напомнила о себе, пришлось удалить глаз.

Но он не сдавался, продолжал вдохновенно тренироваться. Восемь лет отдал карате, работал тренером, занимался с ребятами. Оставил спорт, когда уже перестал видеть площадку, детей, себя…

Совершенно случайно попал в Тайшетское общество слепых, и с этого момента у него началась новая жизнь. Здесь он научился писать и читать по Брайлю, ориентироваться с тростью, стирать, готовить. Так как Рустам медленно терял зрение, адаптация к новому образу жизни проходила безболезненно, он героически, стойко, спокойно принимал окружающий мир, теперь уже померкший для него навсегда.

Он дважды проходил в Бийске профессиональную реабилитацию для слепых. Научился делать пимокаты (валенки), освоил бондарное дело, при случае может мастерить бочки. Там же узнал о существовании в Кисловодске трёхгодичного медицинского колледжа, где готовят массажистов. Решил – это точно моё. После окончания учёбы в курортном городе отработал полгода. Друзья-товарищи настойчиво советовали ехать в Москву, убеждали, что с его напористостью ему будет легко сделать карьеру, там деньги, клиенты.

Рисковый парень, этот Рустам Тураев. К тому времени он абсолютно не видел. Снимал в столице комнату, работал в двух местах массажистом – в салоне красоты и поликлинике. На проезд уходило по два часа туда и обратно. Но этого ему было недостаточно, постоянно искал дополнительный заработок, более высокий.

Настойчиво в разговоре со мной много раз повторил, что беспочвенно незрячих людей недооценивают, слишком много жалеют. Ах, как они ходят, ориентируются в пространстве, в квартире? Да легко! В той же Москве у него не было проблем с передвижением, обслуживал себя сам.

Через два с половиной года вернулся в Бирюсинск, где живут родители, сестра и братья. Думал, немного отдохнуть от столичной суеты и опять махнуть в крупный город. В местной поликлинике девушка уходила в декретный отпуск, его взяли временно. Как-то на массаж к нему пришла молодая женщина, разговорились, пообщались и поняли: им не жить друг без друга. Люди они взрослые, у каждого за плечами свои маленькие радости, разочарования, одиночество. Родственники с обеих сторон, мягко говоря, были не в восторге от их отношений: она с ребёнком, он – незрячий. Теперь поняли: их семейный костёр не потушить. Он легко нашёл взаимопонимание с тринадцатилетним сыном Наташи, поладил с ним. Подросток одобрил выбор мамы.

Сегодня Рустама немного тяготит, что он остался без работы, предшественница вышла из декретного отпуска. Клиенты иногда приходят к нему домой, но это случайные, небольшие заработки.

Он по-прежнему поддерживает спортивную форму (тренажёр, штанга, гантели), много читает, на данный момент у него 64 тысячи говорящих книг, выполняет элементарные обязанности по дому – носит воду, убирает снег, с удовольствием возится с месячным сынишкой. Любит готовить, домочадцы в восторге от его плова.

Что в перспективе? Он много ездил, много повидал, потому ему сегодня тесно в Бирюсинске в плане работы. Вот уехать бы с семьёй в какой-нибудь санаторий. Но пока пусть Эмиль подрастёт.