Землепроходец

Надежда
ТЕНДИТНИК, профессор

Подвиги
сибиряков в Великой Отечественной
войне восходят к беспримерному
мужеству русских землепроходцев.
Московские и новгородские воины,
пашенные мужики, казаки шли севером
и югом, продирались через тайгу и
реки, сухим путем и мокрым и были
что огонь, которым можно было и
"обогреться", и
"обжечься".

Род
известного талантливого писателя
Алексея Васильевича Зверева, воина,
учителя, писателя, великого
труженика, восходит к первым
казачьим поселениям в окрестностях
Иркутска. Предком его считают в
семье казака Данилу, пришедшего в
Сибирь 350 лет назад. Он обосновался
в Ошуне, что в 10 километрах от села
Усть-Куда вниз по течению Ангары.
Имя Даниила зафиксировано в книге
церковных записей. Прозвище
"зверь" отражало его одинокий
образ жизни в тайге.

Семейное
древо разрасталось пышно, питая
корни и крону трудом крестьян и
строителей,
тружеников-интеллигентов, воинов.

Дед писателя
Василий Романович, крестьянин,
председатель
сельскохозяйственного
товарищества в Усть-Куде, и его
двоюродный брат плотник Кирилл
строили в Камчатнике дачу князю
Волконскому.

Дети и внуки
Василия Романовича, дожившего до 1955
года, оставили заметный след в
литературе, науке, живописи.
Старший брат Алексея Васильевича
Петр Васильевич воевал, закончил
Академию им. Крупской, был учителем
и преподавателем политэкономии в
институте иностранных языков. Его
сын Анатолий Петрович Зверев тоже
воевал на Карельском, 3-м
Белорусском и Забайкальском
фронтах, защитил диссертацию,
написал две книги — о трудовых
ресурсах колхозов Иркутской
области и о путях улучшения
использования рабочей силы в
сельском хозяйстве. Проблемы,
поставленные в них, актуальны и
сейчас.

Дело Алексея
Васильевича достойно продолжают
его сын — художник Валерий
Алексеевич, внучатый племянник
подполковник Юрий Анатольевич и
другие. Важно не растерять во
времени новые ветви семейного
древа.

Интерес к
проблемам экономики, к судьбам
крестьянства был в семье Зверевых
наследственным.

Алексей
Васильевич вспоминал: в быту, в
хозяйстве, в земледелии семья
отличалась культурностью. Здесь
первыми в селе стали сортировать и
формалинить семена, рационально
кормить животных.

Неизменно
светло и благодарно вспоминал
писатель отца и свою большую семью,
где за стол ежедневно садилось 12
человек, где никто не курил, а водка
была редкой гостьей. Мать писателя
звала избу "нардомом", где все
были певучими, любили острое слово.
Здесь не умолкали балалайка,
гитара, гармонь. Первые на селе
артисты, рассказчики, декламаторы,
ораторы вышли из этой семьи.

Отцу
писателя Василию Романовичу
уготована была поистине
трагическая судьба.
Крестьянин-середняк,
уравновешенный, невозмутимый по
характеру, всегда одержимый
задумками, он вступал в жизнь, когда
революционные бури катком прошлись
по стране. По осиротевшим полям
прошли восставший чехословацкий
корпус, семеновцы, Колчак.
Рачительный хозяин, порвав с
колчаковцами, стал первым
председателем волостного
исполкома. Большие надежды внушил
НЭП, и он купил молотилку, стал
лавочником. Суровая по характеру
мать Татьяна Павловна, нажившая в
работе приличный горб, отводила, и
не раз, беду от мужа, от его
неожиданных и часто необдуманных
предприятий. "Кажется, — отмечает
Алексей Васильевич, — она была
умнее отца". Раскулачивание
обошло семью стороной, и, может
быть, потому о НЭПе Алексей
Васильевич вспоминал часто и
искренне желал возвращения
крестьянину воли в хозяйствовании.
Он знал в этом толк. Но суждено было
пережить очередной поворот, излом
крестьянского уклада жизни в годы
коллективизации.

Главным в
судьбе и творческой биографии
писателя было чувство
коллективизма, согревавшее в самых
трудных ситуациях. Всю жизнь он
помнил, как коммунары решили
отправить его учиться на собранные
для этого средства. "Я выполнил
их поручение".

Учился, в
сущности, всю жизнь. Перед самой
войной уехал с этой целью за
старшим братом в Горьковскую
область, где и закончил курс в
учительском институте.

Неизвестно,
как сложилась бы его судьба, если бы
не гибель брата на финской войне. В
1940 г. А.В. Зверев вернулся в Сибирь.
Здесь и застала его война, и он ушел
в армию добровольцем. Предложили в
армии поучиться на минометчика, и
он выучился.

Немыслимо
тяжким оказался путь будущего
писателя из центра России в Сибирь,
а затем через всю страну — на фронт.
На войне участвовал в самых горячих
сражениях: курско-орловское
направление, освобождение
правобережной Украины.

Война
переломила биографию писателя, как
и судьбу страны. А.В. Зверев зажил на
фронте, в стихии народного
характера. По праву старшего в
своем подразделении (ему было 28-32
года) он был отцом и другом солдат.
Их судьбы повторились потом и
обрели новую жизнь в повестях,
рассказах, романах, в публицистике
начинающего писателя. "Смотри-ка
ты, молодой, а седой", — сказал
кто-то из молодых писателей, когда
Алексей Васильевич пришел в
литературу.

В биографии
его героев буквально разбросаны
подробности его собственных дум и
переживаний и, конечно же, истории
тех, с кем воевал. Бывший пахарь,
солдат Евлампий Гневышев, капитан
Дахов, горячий юный кавказец Умраян
Грант, медицинская сестра Леля,
учитель Волков, художник Трунов,
лейтенант, вчерашний школьник
Лукахин, артиллерист Катков,
бесшабашный в прошлом солдат Ивкин,
готовый с войной подружиться,
капитан Сопунов, — много их, кто
помог, по признанию писателя,
"впервые узнать понятие
"народ" в непосредственном его
рассмотрении". Люди из училищ и
учреждений, от станков и плуга
"образовали огромные семьи,
названные полками, дивизиями,
корпусами, открыто, оголенно стали
вместе спать, есть и пить, мерзнуть
и голодать, болеть и умирать,
смеяться и плакать. Так возникло
глубочайшее чувство дружбы и
товарищества. Тепло этого людского
единения очень сильно и
долговременно".

Модно
говорить сейчас, что реализм
устарел да и русская литература
"умерла". Реализм А. Зверева
глубок и неиссякаем в своем
богатстве. Он обогащен
выразительной символикой
войны-костра, образом
выздоравливающей страны.
Питательные соки его — народные
рассказы, прибаутки, меткие
приговорки. В нем опыт автора, почти
неотделимый от опыта воюющего
народа. В нем быт, поднявшийся до
знака бытия. Язык А. Зверева
неповторим в своей образности,
глубинной народности. Писатель
органично вошел в тот мир
художественной прозы, которая
поименована была в те годы
"деревенской" и по достоинству
оценена сегодня. А. Зверев вошел в
число выдающихся мастеров
возрождающейся заново
национальной литературы. Он равный
среди равных, имена которых — А.
Твардовский, В. Белов, Ф. Абрамов, В.
Шукшин, Е. Носов, В. Распутин. Ими
возвращено вековое качество
русской литературы — служение
Родине.

Выверяя
судьбу своих героев опытом народа,
Алексей Васильевич не мог не
обратиться к проблемам не менее
острым, чем война, — экологическим.
Его повесть "Лыковцы и лыковские
гости" не только о разорении
земли и водных источников Сибири.
Она о крушении человека,
пытающегося отгородиться от общей
судьбы. Иные люди здесь готовы
совершить преступление и сесть в
тюрьму, лишь бы не идти на фронт.
Укрывшись от коллективизации в
жутких лачугах на берегу Ангары,
они превратились в хищников,
грабителей природы, как и защитники
этого промысла — большие
начальники, любители
"рыбалки".

В 1989 г., уже
будучи нездоровым, А. Зверев
публикует в "Восточно-Сибирской
правде" потрясающий силою
художественных обобщений очерк
"Семья". Поверив в блага
объявленного тогда семейного
подряда, сравнив его с фермерством,
писатель заговорил о потере
крестьянской души, об
"ошарашивании воли"
земледельца, о жестоком
безвременье, переживаемом
деревней.

Мужество
ветерана войны уже на закате судьбы
проявилось в главном протесте
против шельмования самого святого
чувства — патриотизма.

Патриотизм
для А. Зверева — чувство не
показное, совестливое, некрикливое
и "выражается в работе, в деле, в
ратных делах". Патриотизм,
повторял он, "душа нации", ее
характер, обретенный в трудном,
трагическом движении народа. В
статье "О друзьях-товарищах"
(1982 г.) он пишет: "Наш, русский,
патриотизм взращен веками
несчастий, бед, страданий,
поражений и побед, мучительного
обретения независимости,
вековечной мечты о социальной
свободе". Биография истинного
художника, сына своей страны, есть и
биография родины. Путь, пройденный
А. Зверевым, свидетельствует именно
об этом. Выдающийся писатель
Василий Розанов справедливо
отметил: "Личность и
человечество, как некогда атом и
Вселенная, остаются единственными
целями исторического процесса".
В трудном, трагическом времени
писатель и мастер слова А. Зверев
был в числе тех, кто не позволил
завалить себя в котлован.