В биографии Иркутска есть особые даты. Они не
отмечены красными числами в календаре, но их не
стереть из памяти нашего города. Вот одна из них:
13 января 1942 года. В этот день к перрону
Иркутского вокзала медленно подошел первый эшелон с
ранеными. И с этого дня Иркутск окончательно
перестал считаться глубоким тылом. Потому что, кроме
заводов, работавших на оборону чуть ли ни с
первых недель Великой Отечественной, один за другим
начали открываться эвакогоспитали. И женщины-медички,
те, кто принимал раненых, вытягивал их из
лап смерти, даровал солдатам жизнь, считали себя такими
же мобилизованными, как их коллеги — мужчины,
ушедшие на фронт. Сегодня на многих иркутских
зданиях висят мемориальные доски с указанием
номеров эвакогоспиталей. И это очень правильно: без
таких отметин времени трудно представить себе роль
Иркутска в общей победе. Но мне всегда казалось, что
на этих мемориальных табличках не хватает имен тех,
кто вел свой особый счет в поединке со смертью. И не
только стоя у операционного стола, не только собирая
в пригородных лесах после смены, длящейся подчас по
10 часов, сосновую хвою для витаминного питья, не
только дежуря у постелей тяжелораненых ночами. Все
это по законам того сурового времени входило в круг
обязанностей. Но было и нечто такое, что
диктовалось просто чутьем, не укладываясь
ни в какой госпитальный режим.

У меня сохранились воспоминания многих ветеранов
Великой Отечественной, которым не только физическое здоровье,
но и уверенность в себе вернула прекрасный хирург Вероника
Ивановна Высоцкая, руководившая челюстно-лицевым
госпиталем, который располагался в здании 26-й
средней школы. Сюда со всех фронтов везли солдат,
часто совсем еще мальчишек, не познавших любви,
изуродованных до такой степени, что им старались не
давать в руки зеркало, дабы не подвигнуть к
самоубийству. Немудреная эта хитрость
помогала мало — раненые все равно находили
возможность узнать о себе, о своем изуродованном
войной облике больше, чем это хотелось врачам. И в
том, что ни один из тех, кто лечился в
эвакогоспитале N 1217, не наложил на себя руки,
испугавшись своего обезображенного лица; в том, что
сотни молодых парней, победив депрессию, покидали палаты
с надеждой на будущее, — немалая заслуга
хирурга Вероники Ивановны Высоцкой. Она, конечно же, была
уникальным челюстно-лицевым хирургом; но она была к
тому же очень отзывчивым человеком. Сколько времени
проводила она со своими подопечными, беседуя с ними
уже после операций, убеждая в том, что жизнь для них
не кончена и обязательно обернется светлой стороной!
И по сей день в Институт травматологии и ортопедии, во
многом наследовавший традиции эвакогоспиталя N 1217,
приходят ветераны Великой Отечественной, некогда
прооперированные Вероникой Ивановной. Их с каждым днем
все меньше. Но тот, кто жив, бывшие ее
пациенты, сейчас, по прошествии десятилетий, говорят,
что доктор оказалась права: у большинства прооперированных ею
личная жизнь сложилась не хуже, чем у тех, к кому
судьба оказалась более милостивой.

Да, эти женщины, лечившие, выхаживающие наших солдат
в годы Великой Отечественной, заботились о душевном
здоровье раненых не меньше, чем о физическом. И
случалось чудо: вместе с надеждой к искалеченным,
изуродованным людям возвращалась любовь тех, кого
они из-за полученных увечий не хотели обременять
собой. В эвакогоспитале N 1476, развернутом в здании
нынешнего Байкальского университета экономики и
права, ведущим хирургом была Ольга Николаевна
Захвалинская. Сюда везли тех, кто имел тяжелейшие
ранения, часто обреченных на ампутацию. Здесь лежали
молодые мужчины, тайком, ночами писавшие своим
женам и невестам о том, что, став калеками, они
домой не вернутся. Разоренных семейных гнезд было бы
намного больше, если бы не хирург Захвалинская. Ей
через край хватало тех часов, что проводила она в
операционной. Но при этом находились у нее силы,
энергия, время хлопотать о протезах для раненых.
Лично мне известна судьба ветерана Великой
Отечественной войны, лишившегося обеих ног,
поставившего крест на семейном счастье. Но его
не только «поставила на протезы» Ольга Николаевна,
она сделала для солдата еще больше. Сама написала
его жене, и сила ее слов была так велика, что
молодая женщина приехала к солдату в госпиталь перед
его выпиской, и уже ни о каком разрыве речь просто
не могла идти.

Всего в Иркутской области было развернуто 15
эвакогоспиталей. Через них прошло более ста тысяч раненых,
из которых 30 процентов вернулись после лечения в боевой строй,
более 60 процентов смогли найти себя в мирном труде, и только
3 процента получили инвалидность. Я вспомнила сейчас лишь о
двух женщинах, лечивших наших солдат в военную пору. Но их, молодых
и не очень, имевших дипломы об окончании Иркутского
мединиститута и не имевших вовсе никаких дипломов, а
работавших санитарками, были сотни. Для
них белый халат был не просто «спецодеждой», а
символом верности гражданскому долгу. Вот почему мне
бывает обидно, что ни на одной мемориальной доске нет ни
одного женского имени…