– Сергей Юрьевич, в конце июня состоялся аукцион на право проведения лесоустроительных работ на особо охраняемых природных территориях. Результаты аукциона вас устроили? 

– На конкурс было выставлено семь объектов на территории Забайкальского края, Республики  Бурятия и Иркутской области. По шести мы выиграли и уже приступили к подготовительным, а в Забайкальском крае даже к полевым работам.

– Изначально вы планировали выиграть все лоты?

– Да, но один из самых дорогостоящих заказов – на устройство Подлеморья (бывший Баргузинский заповедник и Забайкальский национальный парк) – был выставлен на электронный аукцион, и его получила воронежская фирма, снизившая начальную сумму на одну треть – со 100 до 60 миллионов.

– На ваш взгляд, этих денег хватит для выполнения работ?

– 100 миллионов – это объективная цена. Объём работы большой, сумма рассчитана на три года, и я, честно говоря, не представляю, как можно выполнить весь объём, потеряв финансирование целого года, тем более что своих специалистов у фирмы нет, придётся кого-то привлекать, а условия контракта изменить невозможно.

– В мае вы планировали оценить состояние братских лесов после прошлогодних пожаров. Это удалось сделать?

– Нашей целью была не оценка ущерба, а получение объективной информации о том, что собой  представляют братские леса теперь. И мы это сделали. Аналогичная работа проведена  в Усть-Куте и Тайшете. Сейчас идёт камеральная обработка, которую мы планируем завершить до конца года.  И тогда три муниципальных района будут иметь полные характеристики своего лесного хозяйства.

– Как часто вы проводит такие ревизии?

– Нормальная периодичность – один раз в десять лет.

– Это в теории?

– Да. На практике во многих муниципалитетах ревизия проходила давно, в какие-то «лохматые» годы. 

– Всё упирается в нехватку денег?

– Конечно, дело в финансировании. Для того чтобы проводить ревизии, нужно получать деньги из местных бюджетов, это не всегда удаётся. Но процесс идёт. Может, не так быстро, как бы нам хотелось, но сравнительно недавно, уже в двухтысячных, помимо Братска и Тайшета ревизии были проведены в Ангарске, Иркутске и  Усть-Илимске.

– А в каких местах, кроме Братска и Тайшета,  в этом году велись лесоустройство и инвентаризация городских лесов?

– В Усть-Кутском районе завершена большая часть работ по закладке пробных площадей. Сейчас мы обрабатываем материалы, чтобы  в конце сентября  заказчики получили всю информацию.

– Насколько отличается степень изученности лесов в разных регионах России?

– В Западной Сибири, где идёт добыча нефти и газа, – в Ямало-Ненецком, Ханты-Мансийском автономных округах – на инвентаризацию выделяются огромные деньги, в том числе арендаторами. Бизнес заинтересован в том, чтобы все объекты были чётко обозначены. У нас такого интереса со стороны бизнеса нет, а область с 2008 года, по большому счёту, денег не выделяет. В апреле на совещании в Улан-Удэ президент поставил определённые цели по увеличению объёмов лесоустройства, сумма в федеральном бюджете на следующий год может увеличиться до 860 миллионов. Но почти все эти деньги пойдут на объекты в европейской части России, мы в число приоритетных территорий не попали.

– Уже нет возможности изменить ситуацию?

– Мы подготовили предложение на 2015-2016 годы, адресованное Рослесхозу, согласовали его с Агентством лесного хозяйства, губернатор должен был его подписать. Но я сомневаюсь в том, что нам удастся получить что-то из федерального бюджета. Первостепенные задачи – подготовка к противопожарному сезону, тушение лесных пожаров. Для того чтобы включить в бюджет лесоустройство, нужно какие-то позиции подвинуть, а это  вряд ли получится.

– Получается, основная работа, которую вы ведёте, – это коммерческие проекты?

– Работы по коммерческому лесоустройству на участках арендаторов действительно довольно много. Арендаторы сами на нас выходят: их не устраивает информация 25-летней давности. Но много и государственных работ. На лесоустройство в городских лесах выделяются средства из муниципальных бюджетов. Сейчас большой объём кадастровых работ. 

–  При дистанционном мониторинге рубок часто выявляются нарушения, за которые никто не отвечает?

– Отдел работает с 2007 года, ежегодно выявляем нарушения, сообщаем об этом в Агентство лесного хозяйства, но последствий обычно никаких: что-то доказать практически невозможно.  Например, должен был арендатор вырубить четыре гектара, а вырублено шесть. Он говорит: «Кто-то приехал ночью и вырубил, я же не могу на всех дорогах машины расставить, а ограничивать доступ в лес тем более нельзя». Вот если в лесу человека с бензопилой поймали, с поличным, тогда… И то он говорит: «Я шёл грибы собирать, смотрю – бензопила лежит. Дай, думаю, заведу». А если с поличным поймали во время рубки, скажет: «Да, одно дерево я срубил, просто хотел проверить, работает ли пила. А остальное – это не я». Не существует механизма, который позволял бы   доказать вину.

– О работе таксатора в детстве мечтают немногие. Как к вам приходят люди?

– У большинства, конечно, есть базовое образование – инженер лесного хозяйства. В СССР даже было несколько специальных лесотехнических институтов. Я, например, такой закончил в Воронеже. Но конкретно на лесоустроителей или таксаторов не учат – люди идут по склонности, по характеру, по желанию работать в самостоятельном режиме.

– Как в общих чертах выглядит полевая работа?

– Она предполагает выезд с отрывом от дома месяца на четыре, а то и на пять. Иногда жильё предоставляет арендатор участка, иногда мы снимаем дома в посёлках, но чаще всего люди живут в палатках. Конечно, там есть электричество, необходимое оборудование, бензопилы, условия нормальные.

 – Но жить треть года в палатках вне дома – всё равно довольно своеобразное удовольствие. Женщин у вас, наверное, не бывает?

– Я бы не сказал, что совсем нет. Есть уникальные – по 20–30 полевых сезонов отработали. У нас начальником отдела лесного планирования и проектирования трудится Светлана Станиславовна Соколова – 20 сезонов за плечами. И будучи беременной ходила по тайге, и после рождения  ребёнка. Но вообще вы правы: эта работа для мужчин.

– Сколько специалистов в бригаде?

– Таксатор, его помощник плюс таборщик, который обеспечивает охрану, готовит пищу. Раньше, когда устанавливали квартальные столбы, делали прорубку просек, людей было много, только рубщиков человек десять. Но уже пятнадцать лет прочистка просек не ведётся, работают обычно с дороги, для определения местонахождения применяется GPS. 

– Работа с дороги снижает точность?

– Я бы не сказал. Если специалист грамотный, есть хорошая привязка к дороге, то таксацию можно сделать и без просек. Но болит душа: столько работы проведено, за многие десятилетия каждая просека по нескольку раз раньше прочищалась, а теперь той стройной квартальной сети нет и, наверное, уже не будет. Денег не хватает, арендаторов расчистка просек тоже мало интересует. Правда, руководством особо охраняемых территорий такая задача перед нами ставится, и мы эту работу будем делать.

– У вас довольно много направлений деятельности. А людей достаточно?

– С каждым годом становится больше. Если в перестройку и 10 таксаторов не было, то сейчас больше 30, и планируем набирать ещё. Всего на различных направлениях  работает порядка 120 человек, скоро до 140 доведём. 

– Молодые ребята, которые к вам сейчас приходят, отличаются от тех, что были прежде?

–  Разница в том, что раньше приходило много людей: ехали по распределению со всей страны. Тогда из десяти после первых полевых работ оставались трое-четверо, и мы из них делали нормальные кадры. Сейчас нужно искать, воспитывать, если взяли десять, надо, чтобы хотя бы девять остались. Но и у них есть цель: чувствуют, что могут нормально заработать. Мы помогаем снимать жильё, создали серьёзные программы по добровольному медицинскому страхованию, благодаря которому не нужно вечно сидеть в очередях бесплатных поликлиник, а можно пойти и перед полевыми работами здоровье в порядок привести, подлечиться.  

– То есть на это деньги выделяются?

– Конечно, потому что люди у нас на вес золота, а чем больше вкладываешь, тем больше отдача. 

В конце нашего разговора Сергей Юрьевич улыбается: вспоминает про грядущий День лесника.

– Были у нас глухие годы, в 1997-м стоял вопрос, будет ли вообще лесоустройство. Но мы выжили, восстановились и сейчас интенсивно работаем. Поздравляю всех наших заказчиков, арендаторов лесных участков, работников лесничеств, центр защиты леса, всех наших коллег, вместе с которыми мы выполняем функции по сохранению лесов, с Днём лесника! Огромный привет, здоровья и всего наилучшего!