Нынешней осенью мужики не околачивали кедровники, растущие по Хамар-Дабану вблизи Слюдянки. Не потому, что вдруг все разом решили дать необходимую передышку традиционным «колотовникам», а потому, что урожая орехов в Слюдянском районе, можно сказать, совсем не было. Пётр Калиниченко, начальник территориального отдела по Слюдянскому лесничеству Агентства лесного хозяйства Иркутской области, подобного неурожая вообще не смог вспомнить. А он здесь лесничим ещё в восьмидесятые годы прошлого века работал. Ситуацию в динамике лет за тридцать знает в деталях. 

– В последние годы на территории Слюдянского лесничества резко ухудшилось состояние кедровых лесов, – рассказывает он членам группы общественного мониторинга по проблемам экологии и защиты леса Иркутского регионального отделения общероссийского народного фронта. – Отмечено резкое усыхание кедра как в чистых кедрачах, так и в смешанных древостоях. 

Массовое усыхание кедрачей здесь отмечается, пожалуй, уже лет пять. По времени оно совпало с массовым размножением в этих местах сибирского коконопряда – самого страшного вредителя сибирских лесов. На него и грешили. Но в 2012 году, проводя очередные обследования ослабленных, усыхающих кедровых лесов, лесопатологи Центра защиты леса не обнаружили в них очаговой численности вредителя, а потому сделали спилы стволов поражённых деревьев и направили их для исследования в Сибирский институт физиологии и биохимии растений СО РАН (СИФИБР). Результат исследований оказался неожиданным. Выяснилось, что причиной усыхания кедров в Прибайкалье является, скорее всего, не вредитель, а болезнь – бактериальная водянка. Вернее – на одних площадях вредитель, на других болезнь. А может быть, и то и другое одновременно, что как раз и сбивало с толку лесопатологов в течение продолжительного времени. Обнаруживая в ослабленных лесах сибирского коконопряда (его раньше называли сибирским шелкопрядом), они назначали истребительные меры. И никому не приходило в голову проводить дополнительные исследования, поскольку массовая гибель лесов на тысячах гектаров от этого вредителя в Сибири фиксировалась многократно, но от болезней – впервые. 

Впрочем, и сегодня, хоть лесники и называют бактериальную водянку как установленную причину гибели сосны сибирской, учёные не исключают и других болезней, иных природных или антропогенных факторов. 

– Водянка – она пока ещё под вопросом, – консультирует меня Виктор Воронин, заместитель директора СИФИБР по научной работе. – Да. Мы её выделили, сфотографировали. Она есть в культуре. Но мы ещё не знаем, сколько там деревьев поражено и одна ли только она стала причиной ослабления кедрового древостоя. Нужны более масштабные исследования и ДНК-анализы.

– ДНК? – удивляюсь я. – А просто выделить бактерию, как вы уже делали, чтобы убедиться в её присутствии, недостаточно? 

– В настоящее время только ДНК-анализ считается доказательным, – отвечает Воронин. 

Анализы, необходимые для однозначного определения причин гибели кедровых лесов, как рассказал Виктор Воронин, специалисты заказывают либо в специальной лаборатории в белорусском Гомеле, либо в Москве. 

– В Московской лаборатории Рослесозащиты, – поясняет учёный. – У них один-единственный аппарат на всю Россию. Там сразу надо сотню образцов анализировать, а цена даже одного очень приличная. Мы не можем пока себе такой аппарат позволить. Эти анализы – живые. Их надо делать быстро, иначе биологический материал погибнет. Значит, 100 проб надо одновременно взять и быстро доставить их в Москву, чтобы получить полные и объективные данные. По-другому точные границы заражённых участков не определить.

– А деньги у вас, у вашего института на комплексные исследования есть? 

– Да откуда они возьмутся? В Академии наук мы сидим на урезанном бюджете. У нас ничего нет. Мы всегда работаем в смычке с центрами защиты леса – Иркутским и Бурятским. Есть соглашение с Иркутским центром. Они нам дают факты, площади. А мы заказываем анализы, интерпретируем результаты, определяем причины. У нас очень удачный симбиоз. Людей, квалифицированных специалистов, в Иркутске пока достаточно. Денег не хватает. Кроме анализов, нам нужна ещё и космосъёмка, и натурные обследования лесов. Вот мы сейчас белорусам отдали по взаимной договорённости всего пять образцов. И они нам вне очереди ищут возможность сделать. Но это не тот масштаб. А в принципе можно было бы за пару лет сделать очень детальную картину, определить точный диагноз.

– А какие-то средства борьбы с этой болезнью у нас в России или за границей существуют? – спрашиваю учёного. 

– Кроме санитарных рубок – ничего, – отвечает.

Санитарные рубки – это, понятно, не для того, чтобы вылечить каждое отдельное заболевшее дерево. Это для того, чтобы остановить распространение болезни, чтобы спасти, защитить от заражения пока ещё здоровые массивы. Чтобы вылечить кедровые леса в целом. Но для эффективного проведения санитарных рубок необходимо очень чётко определить границы заражённых участков. Визуально, на глаз, сделать это невозможно. Нужны детальные натурные обследования многих сотен тысяч гектаров и очень много дорогостоящих анализов.  

Судя по космическим снимкам, в ослабленном, усыхающем и отчасти уже усохшем состоянии находятся кедрачи не только в Слюдянском лесничестве, специалисты которого бьют в набат. Лесопатологические изменения разной степени отмечаются едва ли не по всему «золотому поясу» России, по всей кедровой ленте, протянувшейся по Хамар-Дабану и Саянам от Бурятии до Хакасии. 

Демонстрируя участникам конференции ОНФ страшные слайды гибнущих и уже погибших кедров, в сухих кронах которых лишайника бородача больше, чем зелёной хвои,  Пётр Калиниченко обращает внимание, что от бактериальной водянки страдают кедровые древостои, входившие когда-то в состав орехо-промысловых зон. Не случайно. Там каждое дерево имеет значительные механические повреждения на стволах от колотов. А заражение кедров происходит именно через механические повреждения коры и древесины. При этом молодые деревья, ещё не вступившие в пору плодоношения, а потому колотом не тронутые, остаются здоровыми. Значит, если провести санитарные рубки аккуратно, тщательно сохраняя подрост, то искусственное лесовосстановление здесь может либо не потребоваться вовсе, либо оно будет сведено к минимуму.

– По хорошему-то надо бы орех брать с дерева не чаще одного раза в четыре года, как в старых правилах было записано, – размышляет вслух лесничий. – Чтобы дерево отдохнуть и нанесённые колотом раны залечить успело. Но с трудных 90-х и до настоящего времени никто ни о каких правилах не вспоминал. Каждый доступный кедр ежегодно околачивался. Конечно, это его подкосило. А тут ещё необычно тёплые зимы, для заразы благоприятные. Вот и ослаб он, заболел…

Группа общественного мониторинга по проблемам экологии и защиты леса иркутского отделения ОНФ к проблеме спасения прибайкальских кедровых лесов обращается не впервые. Её члены несколько раз выезжали со специалистами в полевые экспедиции. Встречались с арендаторами лесных участков, с государственными служащими из разных ведомств, чья деятельность хотя бы в малой степени связана с лесом и с кедром. И пришла к выводу о необходимости разработки специальной комплексной региональной программы, направленной на сохранение кедровых лесов Прибайкалья (одного из символов Иркутской области) и их защиту от болезней и вредителей. Такое предложение, как было решено на недавней конференции общественного движения, в ближайшее время будет направлено губернатору Иркутской области.