Именно с Иркутска начался путь Юрия Левитанского
на поэтический Олимп

Мерилом присутствия стал  Интернет.  В пространстве мировой паутины  есть всё: дела, люди, история, будущее, правда,  вымысел, откровенная боль и не менее откровенная ложь…  

В Интернете всё поддаётся измерению цифрой: количеством  просмотров и посетителей, аудиторий, временем чтения  и т.п. А цифра дама сугубо прагматичная, и потому за статистикой  видится реальность. И как же я радовался, исследуя виртуальное пространство на предмет «Ю.Д. Левитанский». Юрий Давыдович Левитанский не просто присутствует в Инете, обжив его как родной дом. Интерес к его персоне, творчеству, идеям  впечатляет! Достаточно набрать в любом поисковике «Юрий Левитанский», и сотни, сотни ссылок на сотни и сотни материалов выводятся на экран: его собственные стихи и пародии, видеофильмы и фотографии, песни в исполнении  популярных российских бардов…

И лишь одна беда: торкнешься чуть глубже, и всё – знаний цельных и последовательных нет. На поверхности только общая информация – массовая: Левитанский большой поэт, классик, гражданин. На поверхности одни лишь отрывки, обрывки, абзацы. Строчки: жил-был, написал-издал, приехал-уехал… Мнения, рассуждения… Да и тех, как мне кажется, маловато. В «Истории русской советской поэзии», подготовленной Институтом русской литературы (Пушкинский дом), Левитанскому отвели ровно две строки как поэту военных лет, да и те в общем перечне стихотворцев. К началу XXI века след некоторых из вышеперечисленных  где-то затерялся, а он по-прежнему на гребне читательского интереса. Выходит, академическая наука Левитанского не сильно жаловала.

Не нашёл я в паутине ни биографии, ни хрестоматийного сборника  воспоминаний друзей и близких. Об этом приходится только сожалеть. Тех, кто помнит что-то важное, всё меньше и меньше. И это означает, что в дальнейшем исследования будут касаться исключительно поэтического наследия. А жизнь? А вера? А любовь?  Готов побиться об заклад, что историку, литературоведу, да просто тысячам почитателей творчества Юрия Левитанского очень не хватает сборника воспоминаний, подобного тому, что вышел о Борисе Слуцком: 49 авторов рассказали о Слуцком-поэте. Таких «дружеских изданий» немало, а о Левитанском почему-то их нет. 

Слуцкий хотя бы оставил автобиографическую прозу, Пастернак сам тщательно анализировал свою жизнь, а Левитанский в этом плане ничего не сделал. Или сделал, но не опубликовал.

Это, конечно же, недоразумение, что жизнь такого большого поэта сплошная «терра инкогнито».  

Но если  рассуждать здраво, откуда бы ей взяться, биографии, если целые десятилетия жизни не пересказаны! Изначальный провал как по хроносу, так и по жизни. Как пример – послевоенное десятилетие. Географически – иркутский период жизни и деятельности, по хронологии 1945–1955 гг., по жизненной коллизии возвращение со второй мировой войны, первая любовь, семья, становление поэтического мастерства, обретение известности… Тот, кто думает или верит в их «необязательность» для поздней творческой биографии поэта этого десятилетия, мне кажется, сильно заблуждается. Иркутское время дало нам первые, и вторые, и третьи левитанские книги (в 1948 – «Солдатская дорога», в 1949 – «Встреча с Москвой», в 1951 – «Самое дорогое: стихи в защиту детей», 1952 – «Наши дни», «Утро нового года», 1954 – «Секретная фамилия», в 1956 – «Листья летят», в 1957 – «Секретная фамилия») и книги 50-х годов, изданные в Новосибирске, и потом, спустя двенадцать лет, в 1969, – «Теченье лет». 

Можно ли вычеркнуть из жизни поэта десятилетие повседневной жизни в  Иркутске, славившемся своей культурной средой, которая периодически давала России больших поэтов и писателей. Возьмёт ли кто-то на себя смелость утверждать, что все эти иркутские годы, вместившие море событий – от любви к женщине и обретения семейного очага до гибели брата, – активную литературную и общественную деятельность и быт, наконец (о нём в СССР не принято было говорить, дабы не получить ярлык мещанина или, не дай бог, клеймо преклонения перед буржуазными ценностями), в котором лучшие или, наоборот, худшие личностные человеческие качества проявляются особенно зримо, никоим образом не повлияли на его характер, поэтическое восприятие? А даст ли кто ответ, не является ли именно «иркутское житие» определяющим для всей его последующей жизни (ну хотя бы поэтической?). Этих и подобных вопросов великое множество. И тут, честно говоря, неважно, положительным или отрицательным будет ответ. И в том и в другом случае биография Ю. Левитанского никак не пострадает, а, наоборот, приобретёт своё или отринет «чужое».   

А пока я хотел бы определить «иркутское время» Левитанского как тот меридиан его послевоенной биографии (конечно же не нулевой, но, может быть, начальный), с которого и начинался его путь на поэтический Олимп.  

Итак, биографического описания нет. Нет по разным причинам, которые все не серьёзные, не обязательные. Просто так случилось, так легло, хотя оно просто обязано было появиться.  

Но, может быть, тогда нам поможет поэтическая биография? Ведь трудно представить, что у него, ставшего признанным мастером слова, безусловно не в день своего ухода от нас в 1996 году, имевшего тысячи и тысячи поклонников, пусть и небольшую, но критику, опубликовавшего почти всё, что написал (что-то, наверное, осталось неизданным), поэтическая биография не сложилась?!  

Ведь, имея поэтическую биографию, т.е. историю творчества со всеми её коллизиями, можно было бы знакомиться с его жизнью и, разумеется, деятельностью. Но увы, и такой работы до сих пор не сделано. А поэтических биографий необходимо иметь не одну, не две, а целый ряд. Сколько исследователей, столько и вариантов. Ефим Бершин пишет: «Так вот Юрий Левитанский был совершенно не похож на свои стихи. Глядя на него, трудно было поверить, что перед тобой автор «Кинематографа», «Дня такого-то», «Прогулки с Фаустом», поэт, обладающий таким мощным и былинным дыханием, какого, кажется, не бывает вовсе». Я оставляю за скобками, почему Е. Бершину кажется именно так. Главное, что и эта, и другие точки зрения в нашем конкретном случае важны и интересны. 

В 1993 году Левитанский вольно или невольно дал подсказку своим будущим биографам, в которой утверждал, что каждого неповторимого поэта создаёт эволюция, что интересен тот путь, который им пройден и который никем не может быть повторён. Значит, история поэтического пути, где главным звеном является констатация, нам всего не расскажет. Левитанский требует эволюции, ему важно, как оценят его путь в движении, из года в год, из ретроспективы в перспективу, из века в век.   

В этом случае, принимаясь за жизнеописание Левитанского, я исхожу из начального меридиана, из того, что по сей день, месяц и год классической биографии, в которой рано или поздно пропишется иркутский период длиною 10 лет, нет.

Это во многом облегчает мою задачу. Читатель не найдёт в этой книге каких-то специальных литературных, критических, лингвистических и прочих открытий. Перед ним исключительно историко-биографическая работа, охватывающая пусть и очень важный, исключительно интересный, но всего лишь период жизни великого русского поэта и литературного деятеля Юрия Давыдовича Левитанского. Я очень надеюсь, что эта история будет полезна для последующего жизнеописания. 

Однажды омич Владимир Перевозчиков предложил Юрию Левитанскому ответить на знаменитую анкету Достоевского. Затем прислал ответы обозревателю газеты «Комсомольская правда» Ольге Кучкиной. Они были опубликованы. В числе прочих был и вот этот: «Ваше любимое изречение, афоризм?» – «Мне нравится формула – не помню сейчас, кем она изобретена, – все настоящие книги стоят на одной полке. Это я к тому, что есть любители определять, чья книга стоит выше, а чья – ниже. Если говорить об идеях и мыслях общего порядка – не специфически литературного, – то со временем, с возрастом всё больше соглашаешься с тем, что «всё проходит».

Исходя из активного интереса к Ю. Левитанскому в Интернете, его собственные слова пока что опровергаются современностью. Ничего не прошло. Интерес, любовь, преклонение растут с каждым интернет-днём.