– Алексей Константинович, с каким настроением вы встречаете нынешний праздник?

– Скорее с грустным, чем с радостным. Конечно, есть и успехи: делаются реставрации, но и здесь есть ложка дёгтя – чаще всего после такой реставрации оригинальные объекты меняют на подделки. Очень даже несимпатичные. Речь идёт о том, что здания выполняются в новоделе, как, например, соседнее с вами здание по улице Фурье, 11. Здесь есть и недоработка Службы по охране объектов культурного наследия Иркутской области, которая почему-то не может заставить заказчиков выполнить реставрацию, как это положено делать.

Другая беда. Если список памятников будет сокращаться такими же темпами, как сейчас, то через 5–10 лет деревянных объектов в центре Иркутска просто не останется. Назову только одни цифры: по официальным данным Службы по охране объектов культурного наследия, с 2000 года из списков выявленных объектов культурного наследия областного центра исчезло более 300 памятников, по большей части деревянных. Это стало возможным по действующему законодательству, когда заинтересованное в сносе памятника лицо заказывает экспертизу, по результатам которой объект, представляющий историческую ценность, уничтожается.

Ещё в 1990-х годах Иркутск заявил о себе как о столице деревянного зодчества, и мы попали в предварительный список (ожидания) ЮНЕСКО именно с массовой деревянной застройкой. Но, если так дело пойдёт и дальше, уже через несколько лет этот список нам просто не светит. Более того, некоторое время назад в Казани состоялась конференция по включению российских исторических объектов в список всемирного наследия. Там было озвучено, что Иркутск планирует войти в этот список, но в основном с каменными улицами. А такая застройка есть во всех российских исторических городах! Они похожи, ничего неповторимого для мирового сообщества в них нет!

– Как же можно сохранить исторический облик?

– Основная проблема заключается в том, что общество, горожане «не видят» деревянные памятники. Последние часто имеют неприглядный вид, облупившиеся фасады, мимо них зачастую даже ходить неприятно. Сначала надо показать людям, как могут выглядеть такие дома-памятники, если за них взяться. Например, томичи ещё в советские времена первым делом привели исторические здания в порядок: отремонтировали фасады, покрасили их. Все это увидели, и общественность сразу отреагировала позитивно, хотя до этого люди, как зачастую и иркутяне сегодня, говорили: «Снести все эти гнилушки!» Дома получились на загляденье, удовольствие жить в них. Хороший пример того, как можно обращаться с наследием.

– Где Томск нашёл деньги на реализацию этой программы?

– Средства были выделены на паритетных началах из федерального, регионального и городского бюджетов. Но для того, чтобы просто привести в порядок фасады и содержать территорию в чистоте, денег много не нужно. И дело не в статусе здания-памятника. Любой недвижимостью надо заниматься, содержать её в нормальном состоянии. Ведь это отношение и к месту, где ты живёшь, и к себе лично. Дело в том, что большая часть памятников находится в частной собственности. Причём иногда дом принадлежит сразу нескольким лицам, которые не могут друг с другом договориться. К тому же им принадлежат квадратные метры, а фасад, конструкции здания оказываются ничьими, и никто не готов в них вкладываться.

Хотя у нас есть хороший опыт. Например, Дмитрий Разумов в бытность вице-мэром приобрёл в собственность участок и отреставрировал дом купца Винтовкина по улице Бабушкина. Он воссоздал этот объект «с нуля» по проекту реставрации.

– Получается, что деревянные памятники исчезают с улиц вполне легально – благодаря существующему российскому законодательству. Как представитель ВООПИК, пытались ли вы выйти с законодательной инициативой?

– Конечно, такие попытки предпринимались неоднократно, но не привели ни к какому результату. Например, в 2017 году мы сделали ряд независимых заключений, так называемых «антиэкспертиз», на государственные, но недобросовестные экспертизы, которые обосновывали невключение потенциальных памятников истории и культуры в Государственный реестр объектов культурного наследия. Нашей задачей было показать, что объект, который хотят уничтожить в угоду бизнесу, имеет и историческую, и культурную ценность. Но наши аргументированные доводы ни разу не были услышаны Службой по охране объектов культурного наследия региона.

Причём по закону на проведение экспертизы, которая доказывает, что памятник вовсе таковым не является, даётся один месяц, а на обсуждение этого вопроса общественностью – всего 15 дней. Почему-то одной стороне даётся целый месяц, а другой, чтобы доказать, что первая сторона не права, – срок в два раза меньше, хотя работы по объёму и сложности схожие. Даже иезуитская терминология новая придумана: компенсационное строительство (то есть вместо памятника), оптимизация списков (по сути – их сокращение).

Если говорить об Иркутске, то здесь отношение к памятникам поменять очень сложно. Дело в том, что областной центр был строительной столицей Восточной Сибири, здесь располагался строительный главк «ВостСибСтрой». Во время советской власти все ключевые посты занимали именно строители, у которых не было понимания сути памятников. У них другая философия: строить – или сначала снести, а потом строить, а памятник это или нет – неважно. Среди них почти не было людей, которые любили старину. Единственным исключением можно назвать бывшего мэра Николая Францевича Салацкого, который уже на пенсии стал зампредседателя Иркутского отделения ВООПИК. Он тоже был строителем и «прозрел» только на пенсии.

До 2002 года действовал закон РСФСР об охране памятников истории и культуры, по которому предусматривалось участие ВООПИК, то есть общественности, в законотворческой работе. Значимые для города проекты или земельные отводы выносились на Реставрационный (научно-методический) совет, к работе которого привлекалась профессиональная и неравнодушная к судьбе памятников общественность. Резолюции совета имели юридическую силу. В 2000-х годах многие нормы были сознательно исключены из нового закона, общественность уже не имеет на этот процесс никакого влияния. èèè

Например, в угоду беспринципному бизнесу мы потеряли Красные казармы – единственный в России памятник защитникам Порт-Артура. Эти корпуса были построены после русско-японской войны именно для иркутского полка. Там служили и дважды, и трижды Герои России всех прошедших войн, включая локальные. Именно благодаря такой конъюнктурной экспертизе было принято решение о сносе двух из четырёх корпусов: мол, они не представляют никакой ценности, кладка и кирпич в плохом состоянии. Когда здания сносили, сделать это удалось далеко не сразу, строили тогда на совесть, а кирпичи оказались настолько «плохи», что их успешно продавали поддонами.

Или вот пример: строение по улице Лапина, 35. Оно располагалось совсем рядом с памятником федерального значения – Крестовоздвиженской церковью, создавало ей исторический фон. Там было два маленьких деревянных дома-памятника. Сначала их, как это водится в последние годы в Иркутске, «сожгли для реставрации». Мало того – вместо одного строится каменный трёхэтажный. Такая у нас практика сохранения и восстановления исторического облика. Эксперт нашёл обоснование, почему так можно сделать. А Служба по охране памятников и культурного наследия на эту экспертизу отреагировала «положительно». В итоге памятник уничтожен на глазах у иркутян.

– Чем сейчас занимается ВООПИК?

– Мне удалось войти в состав общественного совета при Службе по охране памятников и культурного наследия Иркутской области. Сейчас готовятся поправки, благодаря которым совету будет передано больше полномочий. Возможно, даже удастся влиять на ситуацию. Также удалось стать экспертом по вопросам культурного наследия Общественной палаты Иркутской области. Миссию ВООПИК вижу в том, чтобы вернуть общественный контроль над включением/невключением исторических объектов в Реестр памятников при реставрации, например, чтобы не появлялись новоделы. Повторюсь, без действенного общественного участия, контроля в деле охраны объектов культурного наследия россияне, как показывает практика последних двух десятилетий, потеряют большую его часть. А для этого такую норму надо вернуть в закон.

В нынешнем году, объявленном в России Годом волонтёра, при Министерстве культуры РФ планируется создать ресурсный центр поддержки добровольчества в сфере сохранения историко-культурного наследия с подразделениями в регионах. Общественная палата совместно с ВООПИК будет формировать дорожную карту этого центра. У меня большие надежды на этот проект.

В заключение хотелось бы отметить, что в Иркутской области есть бренды, о которых нельзя забывать. Только в нашем регионе есть единственный в мире в своём классе ледокол – «Ангара». Только у нас сохранились все российские уникальные острожные башни: в селе Бельск, Илимская, которая перенесена в музей «Тальцы», и две Братские – одна поставлена в музее «Ангарская деревня» в Братске, другая вывезена в Коломенское. Без активистов ВООПИК всех этих и многих других шедевров сегодня попросту не было бы. Есть и знаменитая и известная на весь мир Кругобайкальская железная дорога.

Последний пример: когда Никита Михалков снимал свой «Солнечный удар», за колёсным пароходом ему пришлось ехать в Швейцарию, где сохранился этот тип пароходов. А оказалось, что они и у нас есть: до недавнего времени ходили по Лене. Благодаря экспертизе, организованной ВООПИК, впервые начиная с 1995 года объект из Иркутской области – колёсный пароход «Благовещенск» – включён в Реестр памятников федерального уровня.

Эти корабли выкуплены якутским предпринимателем, который рассчитывал эксплуатировать их и дальше, а для этого получать государственную дотацию. Но господдержка закончилась, и судьба одного из них, который находится в Киренске (другой – в Якутии), буквально висит на волоске. Пароход «Благовещенск» стоит в затоне на птичьих правах, потому что никто не платит аренду. Надо или добиться дотаций на пассажирские перевозки, или привезти его, например, в Иркутск, поставить рядом с ледоколом «Ангара» и открыть музейный комплекс Прибайкальского флота. Но это уже история на будущее.