Автор этого, не побоюсь сказать, блестящего репортажа из будущего – Леонид Леонтьевич Огневский (это его псевдоним, а настоящая фамилия – Огнев). Впоследствии писатель работал заведующим отделом культуры и быта «Восточки». В Иркутске не так давно – с лета 1937 года, после срочной службы красноармейцем в 93-й стрелковой дивизии Забайкальского военного округа. Причём до прихода в краевую партийную газету год на такой же должности проработал в «Восточно-Сибирском комсомольце» (все данные привожу из его личного дела, хранящегося в областном Государственном архиве новейшей истории).

А как же, спросите вы, получилось, что такой творчески одарённый молодой человек при тогдашней далеко не поголовной грамотности в стране оказался на рядовой службе в Красной Армии? Ответить на этот вопрос должен был бы военный комиссариат города Новокузнецка Западно-Сибирского края, где в возрасте 22 лет Леонид преподавал историю в одной из общеобразовательных школ. А сам он до этого окончил среднюю школу в Томске, затем Высшие педагогические курсы и Институт атеизма. Вообще, Огневский не здешний, не томский и не новокузнецкий, он родился в Вятской губернии (ныне Кировская область) в крестьянской семье и, когда ему было 15 лет, вместе с нею переехал в Сибирь.

Оплошность при призыве его на военную службу в середине 1930-х годов военкоматы с лихвой исправили, когда началась Великая Отечественная война. С осени 1941 года Леонид Леонтьевич – оперуполномоченный особого отдела НКВД на Северо-Западном фронте, с апреля 1942-го – старший следователь особого отдела 4-й ударной армии, а с февраля 1944-го и по лето 1946 года – старший следователь контрразведки СМЕРШ 1-го Прибалтийского фронта, а затем – Прибалтийского военного округа.

После демобилизации в звании капитана с орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За взятие Кенигсберга» и другими правительственными наградами в трофейной шкатулке Огневский возвращается в Иркутск. В газету не идёт, а устаивается старшим редактором на Иркутскую студию кинохроники. Но ненадолго, потому что его самого всё-таки тянет к сочинительству. Нет, сочинять тянет не о только что законченной войне, а о мирной жизни. И в заполненной через двадцать лет анкете он сделает пометку: «С октября 1946 по 1949 – свободный художник».

Ничего не скажешь, за три года «свободного художества» Огневский успевает написать и издать две повести: «На другой день» – о послевоенной жизни крупного завода – вышла в альманахе «Новая Сибирь», «Белый хлеб» – о послевоенной колхозной жизни – увидела свет отдельной книгой.

И вот уже буквально в последние дни 1949 года в «Восточно-Сибирской правде» появляется, заняв целый газетный подвал, рецензия на «Белый хлеб» под заголовком «Легкомысленное отношение к серьёзной теме». В ней наряду с другими есть такие, мягко говоря, замечания: «Людей в книге … мы не видим. У них нет лиц, нет даже элементарных отличительных признаков… Огневский не создал ни характеров, ни героев, ни новых образов…»

А вслед ещё более хлёсткая оценка. В докладе на очередной областной партийной конференции первый секретарь обкома ВКП(б) А. Хворостухин сказал – как пригвоздил: «В некоторых изданиях допускаются грубые политические ошибки (книга Огневского «Белый хлеб»). А все эти «грубые политические ошибки», оказывается, сводились к тому, что писатель воссоздал реальную картину жизни послевоенного села, когда, например, герой повести – фронтовик, председатель колхоза, заступаясь за односельчан, отказывается сдавать выращенное зерно государству за те хозяйства, которые работают плохо, и вообще не приемлет партийный волюнтаризм.

Ещё раньше «Восточка» тоже нелестно отозвалась о другой его повести:

«Отделение Союза (писателей. – В.Х.) и редколлегия альманаха «Новая Сибирь» оказали плохую услугу Л. Огневскому, напечатав его схематичную, художественно невыразительную повесть «На другой день»…»

После такой критики другой, наверное, остановился бы, замолк надолго и даже навсегда, но только не офицер СМЕРШа. Леонид Леонтьевич хотя и возвращается на студию кинохроники – теперь уже на должность её главного редактора – и тянет эту лямку ещё несколько лет, но потом снова уходит в «свободные художники» и, напрягшись, дорабатывает, расширяет до масштабов романа повесть «На другой день». Он пишет и публикует ещё один роман – «Над нами солнце», о шахтёрах Черембасса. Обе книги получают положительные отзывы, и в 1957 году его принимают в члены Союза писателей.

Не бросает, а переделывает Огневский и «Белый хлеб». Правда, поначалу не настолько, чтобы критика встретила его на «ура». В том же 1957 году в статье «Всегда с партией и народом» Г. Кунгуров даёт такую характеристику теперь уже роману «Белый хлеб»:

«Ведущей линией в нём является явно порочное, не отражающее жизненной правды противопоставление города и деревни. Город рисуется как злой иждивенец деревни. Образы трудящихся обеднены, роман перенаселён ущербными, «обиженными» людьми. Такая односторонность, конечно, вызвала решительное осуждение. Автор понял свои ошибки и непростительные просчёты, сейчас он коренным образом переделывает роман».

И верно – он коренным образом переделывает роман. В том смысле, что из него потянулось продолжение. Да такое продолжение, что в итоге получилось три романа: в 1967 году, наконец, отдельной книгой вышел «Белый хлеб», в 1980-м – «Берег левый, берег правый», в 1998-м – «Крылья Жар-Птицы»…

Всего Леонид Леонтьевич написал и издал порядка 15 повестей и романов. Один из них называется «Пять жизней в одной». Так и он сам, мне думается, прожил несколько жизней – крестьянского сына, школьного учителя, воина, писателя, журналиста. К слову сказать, в анкете, о которой упомянуто выше, против графы «Основная профессия» его рукой написано: «Журналист», «Стаж работы по этой профессии»: «15 лет».